Все имена богини | страница 8



— Стереть? — с показной готовностью спросил Алексей. — Или на всякий случай сохранить?

— Как хочешь. В наше время за хранение порнухи знаешь, что было?

— В ваше время её не столько хранили, сколько подбрасывали при арестах. Порнуху, Библию и Солженицына… Так стереть или нет?

— Сам решай. Ты спец по рекламе, не я.

— Тогда я сохраню. — решил Алексей. — Наши богатенькие клиенты часто и охотно смотрят эти картинки, — объяснил он. — И тем охотнее, чем они пакостнее. В рекламе достаточно дать тончайший намёк, одной-двумя случайными линиями. Якобы случайными. И клиенты будут пялиться в рекламу, сами не понимая, зачем.

— Фрейдист! — сыронизировал шеф.

— Да нет, — возразил Алексей. — Какой я фрейдист. Я спец по рекламе…

На этом практическая дискуссия с начальством была завершена. Алексей сохранил картинку в каталоге с ягодицами и прочими частями тела и уже собирался закрыть каталог, но неслышно подошедший со спины Тимофей Крепкодатый сказал ему в ухо — и даже не сказал, а выдохнул напряжённо и хрипло:

— Подожди… Дай, я ещё раз…

— Неужели ни разу не видел?

— Наоборот… — снова не сказал, а выдохнул Тимофей.

Алексей пожал плечами и вернул картинку на экран.

— Она — шо?.. — спустя две-три секунды продышал Тимофей. — Она сюда фотографируется?

Алексей удивлённо оглянулся. Тимофей Крепкодатый остановившимся прозрачным взглядом смотрел поверх монитора на Серую Мышку.

— Собственно, почему ты так решил? — осторожно спросил Алексей. — Ведь здесь нет лица. И вообще ничего выше пояса.

— Шо мне лицо, если я жопу вижу.

— Ну и что? — удивился Алексей. — Две… гм… задницы могут быть очень похожими друг на друга. Как две задницы. Ты не находишь?

— Не надо, — продышал Тимофей. Очень твёрдо продышал, хотя уже и не так уверенно. — Тут не только жопа. И ноги у всех по-разному растут… Ладно, спрячь… — И он бесшумно сгинул, чтобы спустя мгновение снова объявиться за столом, рядом с мясом и тониками…

* * *

Потом Алексей приходил к Любе домой почти ежедневно, как на работу, не ту работу, за которую платят, а ту, для которой живут. Труднее всего было объяснить это Марте, но Алексей справился. Он почти не соврал, сказав ей, что нашёл студию — далеко, ненадолго и не сказать, чтобы хорошую, зато — даром, и нужно успеть сделать как можно больше, пока не вернулись хозяева… Марта поверила. Она всегда верила ему и верила в него, и считала его настоящим большим художником — в отличие от самого Алексея. Она жадно рассматривала все его эскизы, ища и находя в них признаки гениальности… Она была женщиной, и не просто женщиной, а любящей и любимой, и, к тому же, слабо разбиралась в живописи.