Между тем Федор Петрович на новоселье накушался досыта, наслушался органа вдоволь, пошел в свой номер и ничего лучше не придумал, как успокоиться после дневных забот. Но так как сон не вдруг принял его в свои объятия, то Федор Петрович долго осматривал комнату, в которую привела его судьба.
— Иван!
— Чяво изволите?
— А ведь здесь, брат, получше.
— Да хоть бы и в казармах такая фатера, — сказал Иван, стоя в дверях.
— Мебель-то не хуже полковницкой.
— Мебель знатная!
— Знатная, нечего сказать, — проговорил Федор Петрович, рассматривая молча и с удовольствием мебель. Глаза его, наконец, остановились на одном из стульев, мысли куда-то отправились. Иван постоял у дверей и также отправился в переднюю, присел на диванчике. Скука ужасная взяла Ивана:
— То ли дело в полку, в деревне!
Прилег со скуки и не хуже барина захрапел. Вдруг стук-стук в двери.
— Кто там? — крикнул Иван спросонков.
— Пожалуйте, отоприте.
— К полковнику, что ль?
— К полковнику.
Иван вскочил, трет глаза, которые совсем слиплись, кинулся в комнату к барину.
— Ваше благородие! а ваше благородие!
— Уф! что такое? — спросил Федор Петрович с испугом.
— К полковнику пожалуйте, вестовой пришел.
— Давай скорее одеваться!
Иван бросился за мундиром, а Федор Петрович вскочил с дивана, смотрел вокруг себя как помешанный и не понимал, что это все значит: ему казалось, что он в полковничьих комнатах.
Между тем стукнули опять в двери.
— Кто там опять? — повторил Иван и с досадой отпер двери.
— Здравствуй, мой любезный, — сказала Василиса Савишна, входя в комнату.
— А я думал, что вестовой, — проговорил Иван. — Не почивает барин?
— Нет-с.
Федор Петрович не успел еще прийти в себя, вдруг слышит женский голос.
— Полковница! — подумал он с ужасом, бросился в двери, столкнулся с Василисой Савишной и стал в пень.
— Добрый знак, сударь, Федор Петрович, жить вместе!
— Ах, это вы… извините!
— Нет, уж прошу покорно, оставайтесь так, как есть, со мной не для чего церемониться… честь имею поздравить на новоселье… прошу принять хлеб-соль.
— Покорнейше благодарю!
— С чайком вам очень хорошо… свеженькой…
— Так вот, кстати, не прикажете ли чаю… Иван! чаю спроси.
— Есть кого угощать! экую харю! — пробормотал про себя Иван.
Василиса Савишна не хуже какого-нибудь краниолога[21] понимала людей, знала, кому с какой песни начинать и чем кончать.
— Извините, Федор Петрович, что я так к вам поторопилась; во-первых, с радости: представьте себе, как только Аграфена Ивановна потеряла вас из виду, тотчас образумилась.
