Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945. | страница 29



22 июня был выходной день. Всей ротой мы пошли на речку купаться. Это нам позволяли редко, хотя жара стояла страшная. После купания мы, как всегда, под руководством специальных инструкторов-пехотинцев занимались шагистикой. Ох, гоняли нас, сволочи! Гим­настерка была насквозь мокрая от пота, в соляных раз­водах. Зачем авиаторам это надо? Да и пехоте в прин­ципе тоже незачем. Ладно на параде пройти красиво, а без парадов... Они же учили нас стрелять из различно­го оружия. И вот во время занятий прибегает посыль­ный: «Тревога! Война!» Наш командир роты приказыва­ет: «В ружье!» Мы побежали в общежитие. Хватаем каж­дый свой винторез, противогазы, скатку. В полной выкладке пришли на аэродром, все потные, мокрые, но бодрые. Каждый думал: «Да мы их сейчас расшибем за месяц!»

На войну нас, правда, не отправили, и наша кур­сантская жизнь продолжилась. Училище было обнесено забором, на железных воротах стоял часовой. Никуда не уйдешь: если поймают, то пришьют дезертирство и отправят в пехоту. Правда, таких случаев у нас не было.

Тяжелое было время... А с другой стороны, дома я жил впроголодь, а в училище приехал — там в столовой курсанты за отдельными столами по четыре человека, такая кормежка, у-у-у! (Это уже в Средней Азии, когда мы эвакуировались, были длинные столы на 20 чело­век, лавки, и все. Принесут тебе две параши... Эх...) До войны курсантская норма была чуть ли не лучше лет­ной. На тарелке лежало по кусочку масла для каждого! В Москве мне такое и не снилось! Правда, когда война началась, с питанием стало плохо. Нам гороховый суп варили, который мы называли «малофейка», поскольку это была просто забеленная вода, в которой и гороха-то не было. Разумеется, на такой еде нельзя было ле­тать. Но летали... А что сделаешь? Помню еще, мы еже­месячно получали какие-то деньги. На территории учи­лища стояла палатка, в которой в день получки торго­вали пивом. И в этот день к ней выстраивались в очередь. Зарплаты хватало на два-три котелка.

Когда в 1942 году Армавирская школа перебазиро­валась в Среднюю Азию, кормежка стала совсем хре­новой — в пути давали только сухари и селедку. Запом­нился приятный эпизод. Мы добирались до Баку, а от­туда должны были морем плыть в Красноводск на самоходной барже. Баржа была загружена мандарина­ми. Каждый мандаринчик обернут тонкой гладкой папи­росной бумажкой. И вот эту баржу нам надо было раз­грузить, а потом уже на ней плыть. Курсантов было много, все голодные. Нам хозяин груза говорит: «Брат­цы, ешьте сколько хотите, но только не вытаскивайте по одному мандарину из каждого ящика. Взяли целый ящик — съели, ставьте другой ящик — съели, третий ставьте...»