? Что же касается лучшего средства избавиться от назойливых, сладострастных мыслей, которые меня иногда приятно возбуждали, то оно было простым – достаточно было настойчиво подумать о сестре. Результат был столь мгновенным, как если бы я выливал ведро воды на пылающий костер. Мои миражи рассеивались, желание угасало, я вновь становился самим собой. И, успокоенный, опустошенный, ждал ближайшего визита к Никите, который, думалось мне, был для моих лет истиной в последней инстанции.
В следующее воскресенье, когда я пришел на улицу Спонтини, меня в своей комнате встретил неузнаваемый Никита. Его лицо расплылось в победной улыбке, казалось, что он выиграл в лотерею. Его переполняла, распирала какая-то тайна. Закрыв глаза и даже не взглянув на рукопись «Сына сатрапа», которую я ему принес, он воскликнул:
– Есть!
– Что есть?
– Ну то, о чем ты думаешь!
Я почувствовал, что мою дружбу предали. Он перешел если не в недруги, то как минимум в стан взрослых. Меня обдало холодом одиночества и в то же время удручило сознание собственной непохожести – следствия столько же моего возраста, сколько характера.
– С кем? – спросил я кратко.
Он поднес два согнутых как клешня пальца ко рту, будто запирал его на замок:
– Государственный секрет! – присвистнул он.
– И твои впечателения?
– Потрясающе! Седьмое небо! Даже выше!
Наверняка он преувеличивал, чтобы позлить меня. Стараясь казаться равнодушным, я спросил:
– Сколько это тебе стоило?
Он легонько постучал ногтем большого пальца по зубам:
– Ни су!
Просвещенный признаниями брата, я поначалу подумал, что Никита врет, чтоб набить себе цену. Потом решил, что он, определенно, идет по стопам своего отца. Воеводовым всегда удавалось выиграть, сделав ничтожную ставку.
– Расскажешь! – сказал я с иронией в голосе.
– Нет, – ответил Никита. – Сохраню впечатления для нашей книги.
– Хочешь ее продолжить?
– Конечно! А ты?
– Я сомневаюсь. Думаю, что нам нужно было бы немного отдохнуть, поразмыслить…
– Короче, ты сдрейфил?
Я заверил его, что нет. Однако мысленно серьезно спрашивал себя: не лишимся ли мы оба удивительного источника воображения из-за того, что один из нас потерял невинность. Может быть, самыми великими писателями были те, кто на протяжении всей жизни воздерживался касаться женщины? Может быть, нужно остаться девственником до глубокой старости, чтобы сохранить в сознания дозу наивности и свободы, необходимые для творчества?
В следующие дни школьная рутина развеяла мои сомнения. Чтобы отвлечься от трудностей, встреченных во время сочинения
