.
– Продвигается с грехом пополам! – ответила она.
– Ну и как, прилично?
– Небезинтересно… – произнесла Лили с неопределенным, недовольным выражением лица. – Кроме того, их никто не гонит! У них есть время!..
Анатолий в ответ произнес каламбур о «Сыне сатрапа» и грязной болезни, которая «с’атрап»[9]. Лили расхохоталась и повисла у него на руке. Я был оскорблен идиотским высказыванием Анатолия, как если бы он плюнул на картину в музее. Я не понимал, что Лили и даже Никите эта гнусная шутка понравилась. Не были ли они той же породы, что и этот дурак, тогда как я думал, что они близки мне? Лили станцевала еще один фокстрот и танго с мужем. Потом вдруг они заторопились уходить. Можно было подумать, что забыли о важной встрече. Им явно не терпелось вернуться к себе домой. И вряд ли для того, чтобы еще потанцевать.
После того, как они с подозрительной поспешностью исчезли, Никита и я поднялись в комнату. Привычная писанина ждала нас на столе. Никита безразлично полистал ее и спросил:
– Ты нашел что-нибудь новое для книги?
– Нет. А ты?
– Я тоже. Мне кажется, что наш «Сатрап» как-то странно хромает!
Я посмотрел ему прямо в глаза, с вызовом и задал вопрос, который волновал меня уже три недели:
– Скажи честно. Ты хотел бы все бросить?
– Нет, нет, – пробормотал Никита. – Но, как говорит Лили, у нас есть время…
– Ты слишком слушаешь Лили!
– Да. Это тебя смущает?
– Да нет, – уверил я вяло.
– Она дает хорошие советы, знаешь, – продолжил он.
– Твой брат тоже дает хорошие советы!
– Нет, он дурак! – проворчал Никита.
– Как бы там ни было, – сказал я с иронией в голосе, – но если Лили ничего не подсказала нам для «Сына сатрапа», то научит нас танцевать…
Не понимая, смеюсь я над ним и его невесткой или говорю искренне, он недовольно заметил:
– Ну да, впрочем, она права. В нашем возрасте нужно обязательно уметь танцевать.
– Все умеют танцевать, – возразил я, – но немногие умеют писать! А мы оба, как мне кажется, никогда не сможем ни танцевать, ни писать!
При этих словах Никита пришел в необъяснимую ярость. На кого он разозлился – то ли на меня, то ли на своего сводного брата, то ли на Лили? Не владея собой, с перекошенным ртом он заорал:
– Тебе что надо, старик? Ты чем-то недоволен?
– Да нет, – сказал я, не растерявшись. – Мне кажется, что наша история не клеится… Можно подумать, что это так трудно…
– Это случается со всеми писателями… Даже мама иногда говорит, что у нее больше нет вдохновения…
Он смягчился. Мы снова сели за нашу едва тлевшую рукопись. И задумались над своей юношеской беспомощностью. С пером в руках, забыв обо всем на свете, я будто со стороны наблюдал за тем, как в моем воображении боролись герои, которых мы выдумали, с людьми из нашего окружения; вымысел с жизнью; сочинение с танцем; сын сатрапа с Лили. Кто возьмет верх? Я не мог ответить на этот вопрос. Да, впрочем, он меня уже больше и не занимал. Меня завораживала белая страница. Странно, но мне показалось, что именно она решит, когда придет время, должен ли я стать писателем, на что я безумно надеялся, или же босяком, чего не переставал отчаянно бояться. Чтобы прервать молчание, мы обсудили события, которые произошли в наших лицеях. Сами того не желая, поблуждав среди взрослых, имеющих настоящую профессию людей, мы вернулись на свои места за школьными партами.
