По выходе из собора Николай увидел выстроенные в каре на крепостной площади войска. Перед ним склонились знамена, воздух наполнили звуки государственного гимна «Боже, царя храни» – в первый раз в его честь!.. Вечером того же дня он, как и всегда, доверяет страницам своего дневника впечатления о пережитом: «Тяжело и больно заносить такие слова сюда – все еще кажется, что мы все находимся в каком-то сонном состоянии и что – вдруг! – он опять появится между нами! Вернувшись в Аничков, завтракал наверху с милой Мамá, она удивительно берет на себя и не падает духом. Погулял в саду. Сидел со своей Аликс и пили чай со всеми».
В последующие дни влюбленная пара занималась преимущественно подбором ковров и занавесок для новых комнат, которые он собирался прибавить к своей пока еще холостяцкой квартире. Ну и как бы между делом – государственные обязанности: «Принимал герцога Альба, посланного королевой испанской. Сделал визит королю сербскому, который всем надоел своим поведением вчера и сегодня в крепости… Обедали в 8 час. и провели вечер спокойно в семейном кругу. Двое из принцев уехали, скорее бы вынесло прочь и остальных». Между тем еще оставался открытым вопрос о дате свадьбы. Сперва предполагали отложить ее до окончания траура при дворе; но Николай с Александрой так торопились, что семья решила соединить их 14 ноября, в тезоименитство вдовствующей императрицы, т. е. всего через неделю после погребения Александра III. Вполне естественно, никаких народных гуляний по случаю бракосочетания не предусматривалось – все-таки траур! Утром 14 ноября Николай облачился в красный мундир гусарского полковника с золоченым галуном на плече. На Александре было платье из белого шелка, расшитое серебряными цветами, и мантия из золотой парчи, шлейф которой несли пять камергеров, а голову ее венчала императорская диадема, украшенная бриллиантами. В этом убранстве она блистала хрупкой и чистой красотой. Высокая, с правильными чертами, с прямым изящным носиком, серо-синими глазами, мечтательная, с густыми, ниспадавшими на лоб золотистыми волосами, новобрачная выступала грациозно и величаво, но при этом каждое мгновение заливалась краской, точно застигнутый на месте преступления ребенок. Ослепленный любовью Николай называет ее «sunny» – «солнышко». Церемония состоялась в дворцовой церкви; в Малахитовой зале новобрачным поднесли громадного серебряного лебедя от царской семьи. «Кто это почувствует, кто сможет выразить? – писала она сестре. – В один день в глубоком трауре оплакивать любимого человека, а на следующий – в модных туалетах выходить замуж… Наша свадьба казалась мне просто продолжением панихиды, с тем отличием, что я надела белое платье вместо черного».
