Проблема репрессий — одна из самых острых и болезненных в нашем обществе уже на протяжении многих лет. Мне кажется, что нельзя и дальше спекулировать на этой теме, оценивать ее с чисто эмоциональных позиций и очень вольно определять число пострадавших от репрессий, как это происходит до сих пор. Посмотришь иногда на цифры, появляющиеся время от времени в печати, и думаешь: а кто же воевал на фронте, кто восстанавливал страну после войны? Пора уже, мне кажется, провести серьезные исследования этой проблемы, чтобы специалисты установили, насколько это возможно, истину и дали обществу достоверную информацию, как бы горька она ни была. Иначе страсти в обществе никогда не утихнут.
Глава 4. Необычная дружба
…Перед отправлением на фронт — медицинская комиссия. Правда, говорили, что дело это формальное, что почти всех признавали годными, только одних — к строевой, а других — к нестроевой службе. Все-таки я очень волновалась, ведь порок сердца — это не пустяк. А вдруг признают годной к нестроевой службе? Идти в прачки, поварихи, уборщицы в каком-нибудь госпитале? Все это тоже, конечно, важно, но я хотела только в строевую часть и только на фронт.
И вот комиссия. Все мы знали, что решающее слово за терапевтом, поэтому других врачей не боялись. Спокойно всех обошла, иду к терапевту. И надо же такому случиться! Она оказалась тем врачом, в палате которой лежала я с тифом в 1941 году! Только бы не вспомнила, не узнала меня! А она, как нарочно, внимательно всматривается в меня, говорит, что лицо мое ей знакомо. Горячо уверяю ее, что мы просто не могли нигде встретиться, что я ее не знаю. В общем, все закончилось благополучно, но переволновалась я изрядно. Подумалось тогда, что, если бы не сменила я к тому времени мою прежнюю фамилию на фамилию отчима, врач могла бы и вспомнить ту девчонку, что умирала у нее в палате от тифа.
Итак, документы оформлены. Только теперь, когда заключение врачебной комиссии было у меня на руках, я уверилась в том, что моя мечта стала реальностью. Началась подготовка к отъезду.
Сейчас, когда я пишу свою книгу, в памяти моей всплывают все новые и новые события, факты, имена. Я порой удивляюсь этому свойству человеческой памяти — долгие годы хранить богатейшую информацию, а потом в нужный момент выдать ее. Что же касается последних дней моего пребывания дома, то они забылись полностью. Несмотря на все мои усилия, вспомнить не могу ничего. Абсолютная пустота, темная дыра, будто кто-то специально стер из моей памяти все, что происходило в те дни. Наверное, это были очень тяжелые дни…
