Парень, с трудом выдрав руки Полыновой из своей шевелюры, пихнул ее так, что она повалилась в кусты, а затем сгреб карты и встал.
- Тю, чумная... - растерянно сказал веснушчатый вслед Полыновой.
- Вот врежу, - пообещал второй и в раздумье посмотрел на вылезшую из куста, всю в царапинах, Полынову.
- Гер, да ну их, - дернул его за рукав дружок. - А, Гер... Пошли они к...
Полынова настороженно прислушалась к их удалявшимся шагам и бросилась к Эре:
- Эрочка! Ушиблась? Сильно болит?
- Терпимо, - капризно протянула Эра и, кряхтя и постанывая, встала.
Опираясь о плечо Полыновой, все время забывая, что нужно охать и хромать, Эра доковыляла до кинотеатра. И хотя журнал они пропустили, Эра была готова прыгать от радости. Хотя прыгать ей именно и не стоило.
У них был дружный класс, и каждый месяц, в воскресенье, у кого-нибудь дома они устраивали общий день рождения всех именинников месяца. Бывало, что именинников набиралось больше десятка, а бывало, что и по одному, это не имело никакого значения. Просто в первом случае тортов со свечами было побольше. И вот на следующий день было именно такое воскресенье. С утра Эре позвонила Полынова:
- Так ты идешь?
- Ага, - сказала Эра.
- Я зайду, помогу тебе.
- Не надо, я сама. - Эра решила не переигрывать. - Нога почти уже в порядке.
- Честно?
- Честнее некуда, - помолчав, настороженно ответила Эра: уж чересчур все это казалось невероятным. Не спугнуть бы.
Когда они рассаживались за столом, в комнату вошла девочка. В пестром платье без рукавов, с распущенными каштановыми волосами. Зарумянившись, она проговорила:
- Здравствуйте, ребята.
- Здря, - приветственно крякнул Будашкин, добровольно возложивший на себя функции классного клоуна, и поперхнулся, узнав Полынову.
Но окончательно добил всех цветок, даже не цветок, а несколько ромашек, скрепленных в маленький букет, который был приколот в волосах Полыновой и очень ей шел.
Эра смотрела сбоку на нежный профиль Полыновой, на ее густые, загнутые вверх ресницы и темные, словно нарисованные брови, на губы, то и дело складывавшиеся в улыбку - не жалкую, растерянную, как раньше, - и в душе у нее росло что-то... что-то... в общем, нечто такое, чему она не могла подыскать названия. Как будто подошло к завершению какое-то очень трудное и важное дело и она теперь имеет полное право отдыхать, наблюдая плоды трудов своих.
- Проснись, Эра Милосердия! - заорал через весь стол Будашкин. - Тост за именинников!..
