Я был капитаном гвардии короля неополитанского; жили мы в своей компании по–холостятски: увлекались женщинами, игрой, когда же не представлялось ничего лучшего, вели философские беседы.
Жак Казот
Кап–кап–кап. Кап.
За окном идет дождь. Крупные, полновесные капли разбиваются о листья и цветы, смывая пыль с поникшего кустарника под окном. Дождь идет уже второй день, постепенно подтопляя чахлый цветник, разбитый у основания Лабораторной башни.
Война прогнала жару.
— Орие, посмотри, там Атки во дворе не видно?
— Нет.
— Где только бегает, паршивка… Опять заберется в овраг, промерзнет, заболеет…
— И как ты думаешь, с какой радости твоя дочь лазает в этот овраг?
— А зачем ты летаешь в горы? — Ремо пожал плечами, не переставая разламывать принесенную мной охапку тонких сухих веточек на кусочки.
— Определенно не за этим, — я отошла от окна, — И я не думаю, что она замерзнет. Вот промокнет — может быть.
— Ну и какую я должен подать реплику?… — врач вздохнул. — Я не знаю, что с ней делать, Орие.
— Не будешь знать и дальше — испоганишь ей жизнь. И себе заодно, — я сунула одну палочку в рот. Задумчиво пожевала и добавила: — А ведь девочка только начала взрослеть. Нашел бы ты ей мать. И поскорее.
— А сама не хочешь?… — Ремо грустно улыбнулся и бросил мне непонятно как затесавшийся среди сушняка цветок лицинии. — Я понимаю, что разговоры по душам — твоя специальность, но я в духовнике не нуждаюсь. В новой жене — тем более.
— Моя специальность ограничивается подданными богоданной соланской Короны, а ременских подданных я осеняю божественной благодатью исключительно по дружбе и в нерабочее время, — попыталась я обойти стену, за которую он снова спрятался.
Бесполезно.
Ремены, ремены… В соланской глубинке легко отвыкнуть от других рас, даже мне. То, что в форте клан Точе был единственным исключением, никак не облегчало им жизнь. Но только сейчас мне пришло в голову, как на наших ящеров могло повлиять беспрерывное общество моих несколько истеричных сородичей. Для сола яркие и глубокие чувства — необходимый элемент жизни и дара, а вот для ремена это — уже явный невроз.
Я нашла в углу пластиковое ведро и принялась ссыпать туда измельченные ветки.
— Айрит умерла давно. А вы с Аткой живы. И ей — хочешь ты этого или нет — нужна мать.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — Ремо привычно пропустил мои слова на эту тему мимо ушей.
