— Вы сумасшедшая! — рявкнул Мертвяк, нервно хлеща хвостом по ногам. — И если эти ваши домыслы выйдут за пределы этой комнаты, я…
— Я больше не работаю у вас, фарр, — с удивившим меня саму оттенком сожаления перебила я. — И, боюсь, вы абсолютно ничего не сможете со мной сделать. Я… не слишком нуждаюсь в официальной работе — Корпус платит мне жалованье. В крайнем случае я могу вернуться домой и безбедно прожить остаток жизни на Солярике, не занимаясь вообще ничем — как вам, возможно, известно, моя семья для этого достаточно зажиточна. Поэтому, боюсь… я не пойду на сделки с совестью.
Я ожидала взрыва.
Чего я не ожидала — что он скрестит руки на груди, поднимет на меня усталый взгляд и почти безнадежно спросит:
— Чего вы хотите?…
Видимо, глубина ямы, в которой он находился, много больше, чем мне казалось. Много, много больше.
Я опустила веки, потерла переносицу. И посмотрела ему в глаза.
В очень усталые глаза с тщательно загнанной вглубь тоской.
— Фарр… Объясните мне — только понятными и простыми словами, чтобы я поняла… Почему вы допускаете, что служитель Звезды может вас шантажировать? Это, строго говоря, вообще против морали.
— А кто же трактует мораль, если не вы? В любую удобную для вас сторону, — его губы скривились. — Хорошо. Говорите, чего вы хотите, и покончим с этим.
— Хорошо. Я хочу, — встав на цыпочки, я приблизила свое лицо к его и отчеканила: — Сказать, что вы дурак!
Он не реагировал, все так же глядя на меня.
Ладно.
— Знаете, я открою вам огромный секрет. Я тоже люблю этот форт. И хочу, чтобы он стоял на этой земле еще тысячу лет, пусть и без меня. Я даже готова чем–нибудь пожертвовать, чтобы так и было. Например, своим психическим здоровьем, потому что разговора с вами, дражайший фарр, оно не выдержит.
Молчание. И ни тени улыбки на лице. Он отвернулся и безучастно смотрит в окно, скрестив руки на груди.
Не верит? Не слушает? Ничего, мне–то терять нечего. А Развалинам — им определенно есть что терять.
— И поэтому мне непонятны вы, готовый пожертвовать ради этого гораздо большим… Жизнью, например? Я посещала каторжные рудники — похороны в этих заведениях гораздо более частое явление, чем освобождение.
— Вы утешаете, как всегда, профессионально, — бесстрастно произнес комендант, не поворачивая головы. — Пролейте бальзам на мою душу, скажите, что вы там сидели, а не отпускали грехи.
— Увы, я была в охране инспекторов, — я помолчала, но все же спросила: — Сколько вам могут дать?
