Мир утонул в снегах…
Я открыла глаза и почти минуту лежала неподвижно, не совсем понимая, на каком нахожусь свете. Белоснежные стены и потолок палаты почему–то вызывали тяжелое чувство.
Из зеркальца на тумбочке смотрела помятая физиономия с четким отпечатком костяшек пальцев на щеке. Массируя кожу, я встала с кровати и подошла к окну. И застыла, так и не отняв ладонь от щеки.
За окном падали огромные снежные хлопья.
— Мы сошлись в доме нашего друга и собрата по заговору, превосходного, дерзновенного хоббита — да не выпадет никогда шерсть на его ногах! — воздадим должное его вину и элю!
Джон Рональд Руэл Толкиен
У оврага, во дворе, в поле до самых гор, везде — отцветала лициния. Золотисто–желтые соцветия выцветали и разлетались белым пухом, по щиколотку устилая мощеный двор.
И снова светило солнце.
Лициния была везде — белые волоски цеплялись за рукава рубашек, подошвы сапог, шерстку мышовок, за выбоины и зазубрины чехлов роботов–уборщиков, в угаре сезона не справляющихся ни с мусором, ни с лицинией, ни с чисткой себя самих.
Белые хлопья сыпались нам на головы без конца и края, и малейший ветер поднимал метель.
Снег среди лета.
Каблуки моих сапог глухо цокают по камням во дворе. Месяц прошел…
Сегодня у нас с Тайлом Годовщина Ухода. У Ремо, конечно, тоже. Но то, что оттягивает карман моей куртки и при каждом неловком повороте покалывает сквозь подкладку, я несу только Тайлу.
Солнце разливается над замком, почти как до войны. Солдаты до сих пор, не отдавая себе отчета, иногда застывают посреди двора и поднимают лица к небу.
Дождь успел всем опротиветь гораздо сильнее войны, которая все еще не добралась до нашего захолустья.
Я пересекла двор и спустилась в мастерскую. Тайл, стоящий на коленях рядом с полуразобранным дайром, обернулся на звук. За месяц без солнца его смуглое лицо как–то странно побледнело, из золотых волос выцвела перламутровая синева.
— А, Орие…
Он стряхнул с рук замасленные перчатки и медленно встал с колен.
— Есть предложение, — Тайл отряхнул рабочие штаны и посмотрел на меня, — от Ремо.
— Неужели руки и сердца? — я сунула руку в карман и провела пальцами по холодному металлу.
— Смеешься? Атка выйдет замуж быстрее. Нет, он предлагал собраться после смены в мастерской. Потому как, цитирую, «от медпункта тошнит, думаю, уже всех».
— Ясно, вариант казармы не рассматривался, — я присела на верстак. Качей, в наше отсутствие нисколько не похудевший, вспрыгнул мне на колени и начал тыкаться носом в ладони.
