— Мы когда–нибудь причиняли кому–либо вред?…
Пауза. Видимо, это полагалось как само собой разумеющееся.
— Вы думаете, я испытываю неземное счастье, давясь всеми теми гаденькими эмоциями, которые на меня вываливают на исповедях? Однако вытягиваю их, а не что–нибудь более приятное. Потому что хорошо воспитана. И потому что это моя работа.
— И только поэтому еще держитесь на этой службе. Если бы вы позволили себе питаться чем–то иным…
— Безусловно. Хотите, и вам устроим внеплановую чистку? Говорят, на душе очень легко становится, — я криво усмехнулась. Комендант в ответ на мое предложение только презрительно передернул ушами. — Так мы сошлись с вами во мнениях? Вы отмените карантин? Если вас волнует медицинский аспект, я могу позвать доктора Точе, и он подтвердит, что никакой…
— Какие гарантии мне может дать провинциальный врач? Вы имеете хоть какое–то представление, за какое количество служащих и солдат я ответственен?! — комендант скрестил руки на груди и отвернулся.
— Имею. Три четверти из них я знаю до самого последнего изгиба души, — твердо сказала я, глядя на него в упор.
— Я подумаю. Вам сообщат, — минуту спустя бросил он, резко развернулся и вышел.
Пусть сообщают. Я подожду.
— Ну что, полегчало? — я прислонилась плечом к стене, скрестив руки на груди. Лаппо сидел на полу возле садков, замерев, будто в трансе.
— Да, — парень поднял на меня глаза: — Нас выпустят?
— Может быть. Такие решения не принимаются с разбегу.
— Долго еще?… — он закрыл глаза, тяжело, надсадно дыша.
— Будут думать? До завтра, — я неопределенно взмахнула ухом. — Что, ломает? Пожадничал, значит. После такого–то перерыва…
— Вы бы удержались?
— Я–то постарше тебя буду. Раза эдак в два, — я сняла с кровати одеяло и уронила ему на макушку. Сейчас пойдет скакать температура — организм отвык от притока энергии. Оглядела начавшую трястись в приступе озноба фигуру и со внезапно проснувшейся жалостью спросила: — Во врачи из–за этого пошел?
— П–почти, — Лаппо закутался в одеяло, но помогало это мало, судя по стуку зубов. — А вы — в ватары — поэтому?
— Как догадался? — с иронией поинтересовалась я, укладывая поверх первого одеяла второе.
— Вы не любите свою работу.
— Не люблю, — согласилась я. — Но, к сожалению, меня воспитали с осознанием той простой истины, что каждый должен служить обществу в меру своих скромных сил и способностей. Только, в отличие от тебя, к врачебной карьере у меня склонности не было никогда. Или родители помогли определиться?
