С некоторых пор ему стало казаться, что в России ему делать больше нечего. «Не могу сказать вам, до какой степени постоянно я думаю о вас, – писал он вновь Полине Виардо. – Мое сердце буквально тает от умиления, едва ваш милый образ – не скажу: является мне мысленно – потому что он никогда не покидает меня – но как будто приближается ко мне». (Письмо от 24 января (5) февраля 1864 года.) В конце февраля он выехал в Баден-Баден. Оттуда отправился в Париж, чтобы повидаться с дочерью, которой госпожа Делессер активно подыскивала мужа. Полинетта только что отказала некоему Пине. «Я никогда не желал для тебя другого брака, кроме брака по любви, – скажет ей отец, – а когда ее нет – все остальное не имеет значения. Вот еще один павший претендент: не будем больше об этом говорить». (Письмо от 3 (15) марта 1864 года.)
Тем временем он узнал, что процесс «тридцати двух» закончился в Петербурге и он был объявлен непричастным к делу, тогда как людям едва ли более виновным, чем он, был вынесен тяжелый приговор. Некоторые подозреваемые были даже осуждены на каторжные работы в Сибири. Тургенев был счастлив оттого, что так легко отделался, и в то же время опечален тем, что другим не повезло. Отныне его разрыв с лондонскими эмигрантами был окончательным. Он страдал от этого, ибо любил быть любимым. Утешить его в его отчаянии могла лишь работа. Рядом с Полинеттой и ее гувернанткой мадам Иннис он в два дня написал повесть «Собака» и принялся за «Речь о Шекспире». После чего отправился в Баден-Баден, куда его влекла неотразимая Полина Виардо. Однако он хотел видеть не только ее, но и ее семью, мужа, детей. Вдали от них он уже не был самим собой, он терял время. Ему хотелось укрыться в их тени. Он купил участок земли рядом с виллой семейства Виардо и решил построить себе дом в стиле Людовика XIII с башенками, шиферной крышей, широкими светлыми комнатами, театральной залой, застекленными дверями и полукруглой террасой. Строительство предполагалось закончить за три года. Предполагаемая сумма расходов – 50 тысяч франков – устраивала. Чтобы уложиться в нее, Тургенев приказал дяде Николаю – управляющему Спасским – продать как можно быстрее и по любой цене земли. Таким образом, он жертвовал русскими корнями ради любви к Полине Виардо. Он с радостью в сердце расставался с полями, лесами, где мечтал в детстве, в юности, по которым когда-то бродил с ружьем за плечами, чтобы свить себе «гнездо» в Германии. Графине Ламберт, которая упрекала его за то, что покидал родину, Тургенев горячо возражал: «Нет никакой необходимости писателю непременно жить в своей родине и стараться улавливать видоизменения ее жизни – во всяком случае нет необходимости делать это постоянно. <<…>> Словом, я не вижу причины, почему мне не поселиться в Бадене: я это делаю не из желания наслаждений (это тоже удел молодости) – а просто для того, чтобы свить себе гнездышко, в котором буду дожидаться, пока не наступит неизбежный конец». (Письмо от 22 августа (3) сентября 1864 года.) Графиня Ламберт упрекала его и в том, что он не был истинно верующим, и здесь Тургенев признавал ее правоту: «Я не христианин в Вашем смысле, да, пожалуй, и ни в каком». (Там же.)
