– Любит ли он, по крайней мере, смеяться?
На минуту замешкавшись, Пастухов отвечает поспешно:
– Полагаю, что любит, Ваше Величество.
– А умеет ли он смешить?
– Надеюсь, что да… Хотя мне, как отцу, трудно об этом судить.
– Ну а гримасничать?
– Он… Он научится, если надо!
– Этому нельзя научиться, Иван Павлович, с этим надо родиться, – строго замечает Анна Иоанновна.
– Вполне с вами согласен, Ваше Величество, но ему есть в кого…
– Однако же его отец ты, а я ни разу не видела, чтобы ты когда-нибудь строил рожи.
Пастухов окончательно сбит с толку. Что ответить? Анна Иоанновна ждет, буравит взглядом насквозь. И тогда он идет на ложь.
– Иногда случается, Ваше Величество… когда остаюсь один… перед зеркалом, и… и моя жена, мать Васи, в свое время тоже гримасничала, чтобы меня позабавить…
– А что, сейчас она уже не гримасничает?
– Она умерла, Ваше Величество.
– Ах да! Вечно я все забываю. Бедная женщина, упокой, Господь, ее душу. Ну а ты, по слухам, теперь незаконно живешь с молодой девкой?
– Вроде этого, Ваше Величество.
– И, как мне сказывали, ты ее взял из Болотова?
– Да, Ваше Величество. Но крест одиночества искупает многие прегрешения, как говорит мой болотовский духовник отец Феофан.
– Кто же тебя осуждает? Ты волен любить кого хочешь. Поберегись, однако! Как бы тебя не обобрала плутовка! Чем моложе женщина, тем крепче у нее зубки, а крепкие зубки всегда норовят отхватить изрядный кусок! Впрочем, твое дело. Вернемся к нашему разговору. Я хотела бы посмотреть на твоего сына.
– Об этой милости я и пришел просить Ваше Величество.
– Особенно-то не надейся. Я не собираюсь брать себе еще одного шута. Хватит с меня восемнадцати. Но мне интересны все, у кого есть природные недостатки, ты это знаешь. Так что в один из дней приходи с твоим Васей ко мне. К тому времени я, может быть, и надумаю взять его во дворец. Договорись с моим камергером[7] о дне и часе приема. А теперь ступай. Меня еще ждет гора скучных дел.
Пастухов поспешно поднимается, целует в порыве благодарности протянутую царицей тяжелую влажную руку, прикладывается к кончикам толстых, в избытке унизанных перстнями и кольцами пальцев. В это время дверь отворяется, в кабинет без доклада входит Иоганн Бирон. Несомненно, он здесь свой человек. Анна Иоанновна не может скрыть радости: визит Пастухова ее утомил. Ей сейчас хочется одного: поскорей остаться наедине с фаворитом.
– Ну, вот, с Пастуховым я все порешила и теперь целиком твоя. Куда ты меня повезешь нынче вечером?
