Уладив дело таким образом, Александр смог на время отвлечься от своей любовницы Мелани, чтобы полностью посвятить себя своей героине, шведской королеве Христине. Прочел первый раз пьесу в узком кругу, в присутствии «литературных советников», Сент-Бева и Тиссо, но чтение лишь наполовину увенчалось успехом: «Христина» была ими принята с поправками. Взбешенный Александр потребовал второй читки, и пятого декабря актеры, призвавшие Жюля Жанена, чтобы подкрепить свое мнение, окончательно приняли «Христину». Однако Арель оставался по-прежнему настроен скептически. Походив достаточно долгое время вокруг да около, он явился к автору рано утром, едва ли не подняв того с постели, и предложил переписать драму прозой. Александр вскипел: вот это оскорбление! Как смеет Арель предлагать «поэту» (коим полагал себя Александр!) разломать с таким трудом составленные стихи, выбросить рифмы, которыми он так гордился, придумывая их бессонными ночами? Уязвленный в своей гордости, Дюма отказался пойти на такое святотатство. «Нечего и говорить, – напишет он потом, – что я рассмеялся ему в лицо, а после выставил за дверь».[46]
Поняв, что этого неисправимого рифмоплета ему не переубедить, Арель сдался и начал репетировать пьесу в том виде, в каком она была. Христину играла мадемуазель Жорж, Мональдески – Локруа. Что касается Виржини Бурбье, для которой Александр написал роль Паулы, пажа-травести, она больше не участвовала ни в спектакле, ни в личной жизни автора. Соблазнившись более выгодным контрактом, Виржини покинула «Комеди Франсез» ради французского театра в Санкт-Петербурге. Что же, выходит, у Александра никого не остается, кроме Мелани, чтобы развеяться после утомительного дня? Отчего же! К счастью, за кулисами полным-полно прелестных актрис, неравнодушных как к его представительной внешности, так и к рекомендациям, которыми он мог помочь их карьере. И пока драматург порхал от одной к другой, оказалось, что цензура запретила «Христину». «Сначала „Марион Делорм“, потом „Христина“, – отмечает Дюма. – Цензура явно вошла во вкус!» Он, не откладывая дела в долгий ящик, отправился к одному из своих цензоров, безвестному писателю, но влиятельному академику Шарлю Брифо, и попытался убедить его в том, что попавшая в немилость пьеса не содержит ничего опасного. Однако Брифо оставался неумолим, он вменил автору в вину то, что у него Христина, говоря о шведской короне, произносит такие слова: «Это королевская игрушка, найденная в моей колыбели». Разве подобная реплика не представляет собою оскорбления, нанесенного божественному праву монархического наследования? И как можно потерпеть, чтобы та же Христина отправляла свою корону Кромвелю, который отдает ее переплавить словно заурядное украшение? Лишившись надежды сломить упрямство Брифо, Александр при помощи интриг добился встречи с Анри де Лурдье, главой цензурного комитета. Но тот оказался еще более непримиримым, безоговорочно осуждая пьесу. «В конце концов, сударь, – сказал Лурдье в завершение разговора, – все, что вы могли бы еще прибавить, бесполезно: до тех пор, пока трон будет занимать старшая ветвь, и до тех пор, пока я буду заниматься цензурой, ваше произведение останется под запретом». «Что ж, хорошо, – ответил Александр, холодно и насмешливо поклонившись, – я подожду!»
