Его королевское высочество заставил себя уговаривать, но все же позволил Дюма присоединиться к мирным трудам двух «ветеранов» герцогской библиотеки – Жана Вату и Казимира Делавиня. Первый встретил его добродушно, второй – холодно, недовольный появлением в тихом книжном царстве чересчур беспокойного молодца. Но Александр проявлял так мало усердия, что никак не мог нарушить их привычек, и в конце концов оба библиотекаря смирились с мимолетным «ассистентом». Что же касается самого Дюма, если в стенах библиотеки он показывался редко, то покрасоваться в парижских салонах случая не упускал.
Больше всего ему нравилось бывать у Нодье в его служебной квартире при библиотеке Арсенала. Шарлю Нодье было тогда около пятидесяти, это был удивительно образованный, красноречивый и любезный человек. Каждое воскресенье у него собирались к ужину писатели, известные своим умом и талантом. Гюго, Ламартин, Мюссе, Виньи были особенно желанными гостями. Дюма вскоре стал в этой компании своим. Ему всегда оставляли место между дочерью хозяина дома, Мари Нодье, в которую все молодые люди были более или менее влюблены, и госпожой Нодье, которая мягко и дипломатично правила беспокойным мирком друзей мужа. В восемь часов, покончив с десертом, Шарль Нодье прислонялся спиной к камину и начинал весело болтать, перемежая воспоминания с остроумными и парадоксальными замечаниями о литературе. После него иногда выступал с какой-нибудь прихотливой импровизацией Александр. Несмотря на то что образование его было поверхностным и обрывочным, он очаровывал слушателей врожденным умением рассказывать. Некоторое время спустя Шарль Нодье, повернувшись к Гюго и Ламартину, обычно заявлял: «Хватит с нас на сегодня прозы: теперь давайте стихи!» – и по его просьбе один из прославленных гостей читал собственные сочинения, услаждая чувствительные души. В десять часов Шарль Нодье, привыкший ложиться рано, покидал друзей, предоставляя им продолжать вечер без него. Мари Нодье садилась к фортепьяно. Поначалу ее благоговейно слушали, затем сдвигали стулья и кресла и устраивали танцы или болтали до часу ночи. Покидая эту мирную гавань духовной гармонии, Александр всегда думал о том, каким чудом стареющему писателю удается достичь такого согласия между искусством сочинителя и счастьем жизни в семье.
Сам он не знал, как обрести это драгоценное равновесие между работой и чувством. Женщины, которых он любил, изводили его по разным, но равно эгоистическим поводам. Он удобно устроил Мари-Луизу, да и Мелани с матерью благодаря ему переехали в дом по соседству с ней, он снял неподалеку квартиру для себя самого, увез Лор Лабе с маленьким Александром в деревушку Пасси, славную своим здоровым воздухом и чистой водой, – и что же? Все им недовольны! Мари-Луиза обижается на то, что он бросает ее, больную, и пропадает за кулисами, Виржини Бурбье требует, чтобы за ее благосклонность он написал для нее большую роль в следующей пьесе, а Мелани, ревнуя к многочисленным соперницам, угрожает разрывом, если он не образумится.
