— Было очень интересно послушать, — сказал Маркус.
Редактор не изменил позы; он по-прежнему смотрел в пол, не утирая бегущих по лицу слез, и в комнате снова повисло молчание. Вечеринка закончилась. Когда гости стали расходиться, они произносили слова прощания шепотом, точно у постели больного. Поэт и его жена ушли; их словно и вовсе не было. Се-рафина встала, скользнув невидящим взглядом по Ричарду, и увела Питера. Маркус прошептал: "Разреши мне помочь с уборкой, Пердита". Вилли почувствовал сильный укол ревности и сам себе удивился. Но ни ему, ни Маркусу не позволили остаться.
Прощаясь с ними у дверей своего маленького домика, Роджер уже не выглядел угнетенным. Он с легким ехидством сказал, не повышая голоса:
— Он говорил, что хочет познакомиться с моими лондонскими друзьями. Мне и в голову не пришло, что ему нужна публика.
* * *
На следующий день Вилли написал рассказ о редакторе. Местом действия он, как обычно, выбрал на четверть реальный индийский городок, а редактора превратил в праведника, который уже появлялся в других его рассказах. Раньше этот праведник изображался как бы со стороны — праздный и зловещий, безучастный к людским горестям, выжидающий в своем уединенном приюте, точно паук. Теперь же вдруг выяснилось, что он несчастен и сам: тяготясь своим образом жизни, мечтая вырваться из приюта, он рассказывал свою историю случайному страннику, которого ему вряд ли суждено было когда-нибудь встретить снова. По настроению эта история была похожа на ту, что прочел им редактор. По содержанию — на ту, которую Вилли за много лет поведал отец.
Рассказ, вышедший из-под пера Вилли, поразил его самого. Он позволил ему по-новому взглянуть на его семью и его жизнь, и за следующие несколько дней Вилли нашел материал для многих других рассказов нового типа. Эти рассказы словно ждали его; он удивлялся тому, что не замечал их прежде; и он быстро писал в течение трех-четырех недель. Потом писание навело его на трудную территорию; он не смел взглянуть в глаза проблемам, которые начали перед ним вставать, и прекратил работу.
На этом все кончилось. Больше он ничего не мог сочинить. Источник вдохновения, связанный с фильмами, иссяк еще раньше. Пока он действовал, писать было так легко, что Вилли порой волновался, а не делают ли другие то же самое — не извлекают ли они темы для рассказов и драматические ситуации из "Высокой Сьерры", "Белого накала" и "Детства Максима Горького". Теперь, когда ничего больше не происходило, он не мог понять, как ему удалось написать то, что он написал. Всего у него получилось двадцать шесть рассказов. Вместе они заняли примерно сто восемьдесят страниц, и он был разочарован тем, что столько идей, столько труда и столько переживаний дали в конце концов такой небольшой объем.
