И все-таки…
Эстерсон боялся. Боялся как никогда в жизни.
Он закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Во рту пересохло.
Ужасно хотелось пить. После выхода из своих апартаментов на «Боливаре» Эстерсон не промочил горло ни одним глотком воды.
Писать, кстати, хотелось еще сильнее, чем пить. Эстерсон забеспокоился, как бы это его желание не удовлетворилось самопроизвольно.
Безукоризненная чернота небес едва заметно затуманилась. Одновременно с этим началась тряска — пока еще легкая.
— Что за чертовня? — сквозь усиливающийся треск в переговорном устройстве донесся до Эстерсона первый за все время полета вопрос Песа.
— Мы вошли в верхние слои атмосферы. Постепенно гасим скорость на глиссаде.
— Тут трусит так, что… тысяча чертей… чуть не откусил себе язык…
— Держитесь, пан Станислав. Ерунда осталась.
— Маловато в вашем голосе… уверенности… черт, опять…
— Лучше помолчим, пан Станислав.
Болтанка усилилась настолько, что теперь и Эстерсону было нелегко разговаривать без риска прокусить себе щеку или язык.
Эстерсон поглядел на экраны кругового обзора и на цифирь тактической информации.
Проклятый «Бэкон» не унимался!
Где-то на полминуты их комендор потерял истребитель из виду… Но вот справа вновь полыхнули четыре едва приметных лазерных нити!
На этот раз «Бэкон» промазал и мимо истребителя, и мимо щита. Но следующие залпы достигли своей цели — снова ярко осветились экраны заднего обзора.
«Дюрандаль» между тем уверенно сбрасывал высоту, двигаясь вдоль терминатора, разделяющего дневную и ночную стороны планеты.
Эстерсон впервые после входа в атмосферу проанализировал полетную информацию.
Скорость… Высота… Угол атаки… Угол крена… Подъемная сила… Ускорение свободного падения… Тяга… Давление… Направление и сила ветра…
С ужасом осознал, что эти цифры мало что ему говорят. Разумеется, он, как конструктор, понимал каждую из них в отдельности и о каждом параметре мог бы написать целую диссертацию. Однако быстро оценить и сжато охарактеризовать ситуацию, назвать происходящее «плохим полетом» или «нормальным» было по силам только опытному пилоту.
А ведь садиться как-то надо!
Будь он один — мог бы просто снизиться эдак километров до десяти, а лучше до пяти и катапультироваться. Но их-то двое с Песом! И у поляка нет никаких, совершенно никаких средств спасения!
От этих мыслей ему сделалось так плохо, что он даже забыл об угрозе катастрофы, которая оставалась вполне реальной до тех пор, пока работал генератор щита.
