Не голод, а холод терзал моё тело. Но хоть горько и мучительно было сидеть на холодных и мокрых камнях, а как подумаешь, что жить осталось мало, сразу забудешь про все недуги. И опять спрашиваю себя: «Неужели жизнь есть только в теле, и жизнь есть тело?» Крысы, ненадолго успокоившись, снова стали нападать на меня. Я приготовился, и когда их собралось много, принялся бить прутом вокруг себя – и попал по нескольким. Пощупал – лежат, я ещё, ещё раз ударил, чтобы не ожили. Потом отбросил их подальше и слышал, как они шлёпнулись о стену. Не знаю, всех ли убил, но больше они не появлялись, и я снова стал устраиваться поудобнее.
Положив голову на колени, натянул куртку на голову, закутал себя, подышал в пазуху, чтобы накопить тепло. И правда, становилось теплее. Седалище и спина онемели от холода, но в пазухе образовалось тёплое укрытие для головы и, как мне казалось, от жути.
Снова утихла моя боль, занемела, а мысли освободились от телесных недугов.
Только бы не вызвали из подвала… Страшен и холоден подвал, но лучше оставаться в нём, нежели слышать ругань безбожных палачей и видеть их кровавые руки. Мне было уже и тут хорошо, и другого я ничего не хотел, только бы не трогали. Вот-вот что-то узнаю, решу и успокоюсь, а тогда – что будет, то будет. Ведь я ещё не решил о себе самого главного: умру ли я без остатка, или душа моя будет жить после смерти? До подвала я был верующим. А может быть, это и не вера была, а только страстное желание бессмертия? А теперь эта прежняя вера не даёт мне крепости…
Неужели всё, чему я верил и о чём говорится в Святом Писании, – только выдумка, как уверяют атеисты? Вот, жил на свете, радовался своей вере и страдал за веру в Бога, а теперь погибну в подвале, погибну навеки и без следа? Неужели это и есть вся жизнь?! Боже! Помоги мне, если Ты есть! Укрепи меня в вере! Поддержи веру! Дай знать чем-нибудь о Себе, дабы укрепить мою веру в Тебя!
Тихо и мертво кругом… Сердце у меня больно сжалось. Стеснило грудь, дышать нечем. О, как трудно! Полились слёзы, и дыхание освободилось.
И опять я спрашивал себя: «Если мне не дано знать о моём бессмертии, то для чего мне тогда дано знать о смерти? Для чего дано знать, что меня убьют, расстреляют, что я больше не буду существовать и что все люди умрут, исчезнут бесследно из мира? Лучше уж тогда ничего не понимать и не размышлять ни о жизни, ни о смерти, а жить так, как живут животные. Жизнь сама о них заботится и хоронит их, а меня только мучает мыслями о смерти.
