И вдруг за забором что-то переменилось. Звук не утих, он сделался громче и внятней. Продолжали шуметь деревья, и капли стучали по листьям. Но появилось другое. Появились пропавшие лица. Лица трансляторов из масок со стеклянными пуговицами оживали, ожили. Женя увидел, как свет растекается по желобкам морщин, по вмятинам и небритой коже. Лица преображались. Это были лица детей, радующихся празднику звуков. Они стояли по кругу и слушали лес, слушали птиц и дождь, слушали дальний мир, бывший вне их и одновременно с ними.
Женя был не из тех, кто спешил разложить любую тайну по полочкам. К позитивистам он относился как к глухонемым — жалел их и отходил в сторону. Рационалистов, традиционных марксистов и неомарксистов-ленинцев, отчасти даже прагматиков он считал одноногими инвалидами, из глупой гордости не желающих пользоваться костылями.
Он сразу решил, пусть тайна останется тайной, и раз ему выпало прикоснуться к ней краем уха, то и того достаточно. Он был не жадный. И не хотел развести волшебно звучащий круг.
Собрание трансляторов повторилось на другой вечер, и через день, и в среду. Женя уже заранее ждал, когда последний перевалится через забор, и приникал к заветной дырочке в дощатой стене. Последним обычно перелезал белый, как кость, старик в помятой рабочей робе. Лез он медленно и с одышкой. Жене всякий раз хотелось его подсадить. Но показываться им на глаза он не решался.
Теперь он знал, что молчание трансляторов — лишь ожидание. И он терпеливо ждал.
Звуки не повторялись. Если в первый раз говорил лес, то на другой день запела упругая, как струна, тишина. Он никогда не думал, что тишина способна звучать. Она рассыпалась на разноцветные капли звуков, ни на мгновение не затихала, а жила глубиной и наполненной звездами бесконечностью.
Женя понял, что это было. Космос. Великий Космос. Здесь, за простым заборчиком, на затертом среди домов пустырьке.
Сердце его дрожало.
На третий вечер Женя услышал речь. Это не был голос никого из двенадцати. Странный, ни на что не похожий, он разливался волнами и мягко касался слуха. Не похожий и вместе с тем похожий. В нем звучал и шум леса, и плеск дождя, и дыхание Великого Космоса. Казалось, он вобрал в себя все голоса мира и одновременно оставался самим собой.
Женя вслушивался, прильнув к забору. Он боялся дышать. Он хотел проникнуть в смысл непонятной речи. Он сердцем чувствовал, нет слов важнее. Вот-вот, и тонкая пленка непонимания лопнет. Еще немного…
