Вылезали заспанные, выспавшиеся, благоухающие дивным парфюмерным запахом сеновала, довольные.
Долго и лениво потягивались: то вытягиваясь и ложась всем телом на передние лапы, то проседая сладко дрожащим задом на далеко отставленные задние. Они жмурили морды на белый свет и улыбались в предвкушении жизни.
На террасе уже дымились, остывая, до краев налитые миски — собаки знали об этом; еще и поэтому жизнь была светла, проста и прекрасна.
Они были счастливы в те дни. Были счастливы и мы. Оттого, что сумели сделать их такими.
* * *
К тому времени дворняги наши стали прямо-таки писаными красавцами.
Однажды к нам в сад забежала собака одного из дальних наших соседей — сорвалась с привязи. Это была рыжеватая молодая сучка. Не слишком-то чистопородная, но все же овчарка — из тех слегка нескладных, слишком долгих в корпусе, узкомордых желтоглазых овчарок, которых почему-то непременно называют Дианами.
Она, конечно, была крупнее, нежели наши псы, несравненно благороднее происхождением, но — боже мой! — какое жалкое впечатление она производила в соседстве с Джеком и Братишкой! Вся какая-то чересчур легкая, жидкокостная, с жалобно проступающими сквозь тусклую шерсть ребрами, она была ужасно суетлива, я бы сказал, лихорадочно-рассеянна. Все рыскала-рыскала по саду в поисках неизвестно чего, и чувствовалось, что она прямо-таки клянет себя за дерзость, в порыве которой порвала цепь и выскочила на волю. А на миску с похлебкой она набросилась так неприлично жадно, что наши псы из деликатности даже отвернулись.
Когда явился хозяин, она, хоть и поджала виновато хвост, но сунулась к его ногам с явной радостью и облегчением.
Не знаю, может, это была и хорошая собака. Но это была цепная собака.
Наши ребятки в сравнении с ней выглядели этакими молодцами-физкультурниками: сытые на много дней вперед, крепко сбитые, а главное — веселые и уверенные в себе.
Зимой они перестали, наконец, линять, и шерсть их теперь прямо-таки сияла — вернейший у собак признак здоровья и беспечальной жизни. Особенно хорош стал Братишка — жемчужно-белый. На солнце шкура его так и брызгала искрами!
Недурен был и Джек. Серо-бурая плебейская шуба его, конечно, уступала по красоте Братишкиной, но была зато и гуще и мощнее.
— Ах, хороши собачки! — то и дело слышали мы, когда все вместе выходили «в свет», к магазину. — Посмотри, какие красавцы!
Нам было приятно, чего уж скрывать. Но и мы, и собаки делали вид, что это нас не касается.
