Наши дворняги вдвоем были, конечно же, сильнее Мухтара. Но ни разу Мухтар не отступил!
Я даже думаю, что если бы однажды мы почему-либо не разняли их вовремя, то он погиб бы под клыками своих врагов, пощады так и не попросив!
Своим неистовством он, казалось, обескураживал даже и Джека с Братишкой: «Все ведь ясно! Мы — сильнее. Взвизгни, подожми хвост — и мы тебя отпустим. Что мы, звери, что ли? Так нет же! И что за характер такой склочный? Опять бросается!..».
С явным, мне казалось, облегчением встречали они каждый раз наше вмешательство. Они ведь были добродушные в общем-то псы. И им нечего было делить с околомагазинной братией. Ну а дрались они потому, что так уж полагалось в этом собачьем мире: если ты не схватишь за горло, тотчас схватят тебя.
Мы их разнимали, уходили. А Мухтар еще долго брел следом — встопорщенный, маленький, аж шкворчащий от злобы и ненасытной ненависти, готовый сразиться еще раз и еще тысячу раз. И только тогда, когда я делал вид, что поднимаю что-то с земли и замахиваюсь на него, — он отступал. Ему, наверное, это было важно: не перед собаками отступить, а перед человеком.
Что сделало его таким оголтелым ненавистником, не ведаю. Хозяин Мухтара, хорошо мне знакомый, и во хмелю и с похмелья был добрейший малый. Точно знаю, что никогда не голодал Мухтар, и вряд ли его когда-нибудь били. Не знаю, что с ним творилось и отчего. Да и мыслимо ли докопаться до источников собачьей ненависти к миру, когда и на людей-то иной раз ахаешь от растерянности: «Это ж, откуда такая гадина могла появиться?!».
* * *
Ох, не зря обмирали наши сердца, когда Джек с Братишкой затевали свои смертельно рисковые игры с железнодорожным транспортом! Не могло это кончиться добром. И не кончилось…
Однажды поздно вечером мы отправились на станцию позвонить в Москву. Звонок был срочный, очень для нас важный, и мы торопились.
Джек и Братишка, натурально, тоже увязались за нами.
Мы торопились — позвонить нужно было с точностью чуть ли не в четверть часа, и, разумеется, именно поэтому возле перехода через линию нам пришлось ждать.
Сначала длиннющий, вагонов на восемьдесят, порожняк из Москвы неспешно прогромыхал через станцию. А потом подошла к платформе электричка. Проделала все свои грузопассажирские манипуляции — открыла, выпустила, впустила, закрыла — и тоже неспешно тронулась к Москве, преградив нам дорогу к телефону.
Чем занимались в это время собаки, думаю, объяснять не нужно. Мы старались не смотреть на них.
