Спутник ее, успевший уйти далеко вперед, поджидал женщину, остановившись возле какой-то тропки, убегающей в сторону дороги. Он смотрел, как она подходит.
Почти без выражения смотрел, просто. И чуть снисходительная нежность была в его глазах, горько сощуренных от солнца, сбоку падающего на лицо.
Она подошла, он продолжал смотреть, медля. Потом сделал скованный шаг навстречу и — почтительно склонившись очень серьезным в эту минуту, даже печальным лицом — тихо коснулся губами ее груди, возле сердца, и еще немного помедлил в этой намеренно смиренной позе.
А женщина… — а женщина в этот миг, обреченно запрокинувши к небу вдруг ослепшее от счастья лицо, уже в полуобмороке от непосильной остроты и грозной сладости раздирающих ее чувств, странно напряженно заведя за спину руки, будто собираясь лететь, и даже, кажется, приподымаясь на цыпочки… — а женщина в этот миг умоляла себя об одном: вытерпеть, не умереть, запомнить — каждой клеточкой тела, каждым нервным волоконцем, каждой кровинкой! — запомнить это навсегда.
С диковатым недоумением Анна Петровна повела вокруг себя глазами и не узнала себя в нынешней своей жизни!
Мрак и убожество окружали ее. Холод и бесжалостное одиночество.
Непонятный человек, ссутулившись, коротал время возле ее кровати на стуле. Он был горестно освещен багровым светом снизу, и не было видно, дремлет ли он, просто ли глядит в задумчивости на огонь.
Пещерная грозная тень падала от него на стены и потолок.
Анна Петровна долго вглядывалась в него, не узнавая. Потом вдруг все вспомнила.
— А я знаю, кто вы! — сказала она, и сама же с удивлением отметила интонации безумицы, хитровато прозвучавшие в ее голосе. — Я знаю, кто вы!
Злорадное удовлетворение шевельнулось в ней, когда она заметила, что человек вздрогнул, услышав ее слова.
— Вас Подослали K° Мне! — торжествуя, объявила она. — Следить. Потому что… потому что… — и вдруг с ужасом услышала, что она не то говорит!
Вдруг возникло кошмарное ощущение: она быстро-быстро, неостановимо скользит к какому-то краю, и вот — уже падает! — в пропасть, черную от отчаяния и жгучего стыда!
— …потому что перстень… Ну, который я подарила Марине! Вам нужно знать, потому что…
„Господи! — тоскливо и беспомощно думала она. — Кому „вам“? Что — „нужно знать“?“
Какой-то злобный бес вихлялся в ней.
Выкрикивал что-то, ужасно обидное для Виктора, несправедливое, — беспокоясь, чтобы именно и пообиднее было, и понесправедливее, и побольнее! — чтобы одна только эта едкая услада и осталась с нею: услада оборвать, погубить последнюю живую родственную связь с этим миром, — чтобы одной, наконец, остаться, совершенно одной, навсегда всеми брошенной, навсегда никому не нужной, потому что…
