Если в нем и было что-то от гения, то разве только дурной характер. Он беззастенчиво стелился перед доном Густаво и флиртовал на кухне с Бернардой, заставляя ее хихикать, одаряя дурацкими пакетиками засахаренного миндаля и щипая за задницу. Короче, я его смертельно ненавидел. Неприязнь была взаимной. Нери носился со своими партитурами, высоко задирая нос, глядя на меня как на приблудного щенка и всячески противясь моему присутствию.
— Мальчик, не пора ли тебе сесть за уроки?
— А вам, маэстро, не пора ли закончить симфонию?
В конце концов я перед всеми ними пасовал и уходил, побежденный, с опущенной головой, жалея, что не обладаю острым языком дона Густаво, чтобы поставить на место этого зазнайку.
В день моего рождения отец зашел в пекарню на углу нашей улицы и купил самый лучший торт. Он молча накрыл на стол, выложив серебряные приборы и поставив парадный сервиз. Зажег свечи и приготовил на ужин самые мои любимые, как он считал, блюда. Весь вечер мы и словом не перекинулись. Когда стемнело, отец удалился к себе, облачился в свой лучший костюм и вернулся с обернутым в блестящую бумагу свертком, который положил на столик в гостиной. Это был подарок. Он сел за стол, налил себе бокал белого вина и стал ждать. В моем приглашении было указано, что ужин состоится в восемь тридцать. В девять тридцать мы все еще ждали. Отец с грустью смотрел на меня и молчал. Я весь кипел от злости.
— Ну что, доволен? — спросил я. — Ты этого хотел?
— Нет.
Еще через полчаса появилась Бернарда с посланием от сеньориты Клары и скорбным выражением лица. Последняя желала мне всего самого наилучшего и сожалела, что не сможет прийти на мой праздничный ужин. Сеньору Барсело пришлось на несколько дней по делам отлучиться, и Клара была вынуждена перенести на этот час свои занятия с маэстро Нери. Сама же Бернарда также не могла принять участие в праздничной трапезе и забежала лишь на минутку.
— Клара не может прийти из-за урока музыки? — еле вымолвил я.
Бернарда опустила глаза. Она едва не расплакалась, вручая мне маленький сверток со своим подарком, и расцеловала меня в обе щеки.
— Если не понравится, можно обменять, — сказала она.
Но я не смог заставить себя даже из вежливости развернуть ее подарок. Я остался наедине с отцом, перед парадным сервизом, столовым серебром и тающими в тишине свечами.
— Мне жаль, Даниель, — произнес отец.
Я молча кивнул и пожал плечами.
— Не хочешь посмотреть, что я тебе подарил? — спросил он.
