— Ну, не вовсе же бобыль! Братья-сестры ведь есть?
— Никого. Был брат, да срубил его еще в девятнадцатом не то деникинец, не то казак из беляков… Слушай, а может, мы с тобой родичи? Я вот гляжу на тебя, ну вроде как в зеркало… Ты родом-то откуда?
— Местный… Из Прохоровки.
— Соседи — из окна в окно верст шестьсот. Далековато…
— А что похожи — верно. Чудно даже…
Они и в самом деле были похожи немного. Только тот, что назвался местным, был покрепче, посвежее и имел на левом виске отметину — свежий рубец, круто изогнутый, как серп.
— Где это тебя?
— Мельника тут одного, мироеда, тряхнули… Ну, а он все патроны расстрелял, обрез бросил и стал с топором за притолоку. Если бы я не поберегся — конец. И так еле очухался, да и поныне иной раз голова болит невыносимо…
— Вот оно что… Мы, значит, с тобой теперь вроде как однополчане. Только ты старослужащий, а я — новобранец. И, видать, не зря мне наган всучили, думал не нужен, а тут, глядишь, и очень даже потребуется. Волки водятся или того хуже…
— Не трусь. За наган попусту хвататься — людей смешить и себя ронять. Это на самый что ни на есть крайний случай.
— Понятно. Ну, а теперь ты куда?
— В район, а оттуда домой, в Прохоровку. Я же со станции, в городе в больнице лежал.
— Как со станции? Ведь и я оттуда, и тоже в район… А выскочил-то ты здесь мне навстречу. И у поезда тебя не видал…
— Чудо-человек, ты же приезжий — пока на станции дорогу спросил, пока огляделся, я уж был далеко. Вот и обогнал. А грозу приметил — назад. Лесника-то этого, Федора Ермолаича, давно знаю и дом его тоже… Понял?
— Теперь понял. А то, знаешь, сомнение взяло…
— Ну и правильно! Лучше засомневаться, чем рот разинуть. Осторожность не вредит, а вовсе даже наоборот.
Гроза кончилась. С крыши падали редкие звонкие капли. Солнце светило вовсю, горланил петух, на опушке трещали сороки, трясли хвостиками. Над огородом от черной земли поднимался прозрачный пар. Все было чисто вымытое, сверкающее, веселое — мелкий лист на березах, цветистое разнотравье лесной полянки и даже ощетиненный колючками чертополох у плетня.
— Ну что же, однополчанин-новобранец, ты еще отдыхай, а я пойду.
— Отдохнул уже. Вместе пойдем, веселее. Засветло в район доберемся?
— Да тут ходу часа полтора, не более. Пусть два — ходок ты, видать, не больно прыткий. К обеду будем.
— Тогда пошли…
Они простились с хозяином и взяли свой небогатый багаж. Залился лаем выскочивший из будки пес, взвизгнули ржавые петли старой калитки. И вот уже надвинулась стена леса, дорога нырнула под зеленый свод. …Глубок и темен овраг. Волчий угол. В непролазную и непроглядную гущу переплелись крушина и бузина, орешник и ольховник. Папоротник — сплошным ковром, до пояса. А под ним — кучи гнилого валежника и трухлявые пни. В крутые откосы вцепились могучими корнями темные ели. По дну невидимый бежит ручей, разливается мелкой лужицей по твердой красной глине, пробирается через навал упавших стволов.
