– Кретин, пьяница, изверг, педик!
– До чего же сладка месть, – рассмеялась донья Лукреция. – Мы вытолкали его через черный ход, на четвереньках. Так и уполз на карачках, представляешь? Причитая: «Ах, моя головка, ой, что они со мной сделали!»
Тут сработала сигнализация. Поднялся страшный шум. Но ни Фончито, ни мажордом, ни кухарка так и не проснулись. Разве такое возможно? Нет. Но это было бы очень кстати, подумал дон Ригоберто.
– Мы кое-как выключили сирену, заперли все двери и снова включили сигнализацию, – рассказывала донья Лукреция. – Постепенно нам обеим стало получше.
Нужно осмотреть раны Хустинианы. Негодяй порвал ей платье. Девушка рыдала, не в силах справиться с собой. Бедняжка. Поднимись донья Лукреция в спальню, она не услышала бы криков: ведь мажордом с кухаркой так и не проснулись. Подлец запросто мог бы обесчестить беззащитную жертву. Донья Лукреция обняла Хустиниану, попыталась утешить:
– Все позади, он ушел, не плачь.
Девушка дрожала в ее объятиях – так близко она казалась совсем юной – и безуспешно боролась с рыданиями.
– Мне было ее так жалко, – призналась донья Лукреция. – Этот скот не только порвал на ней одежду, но и избил.
– Он получил по заслугам, – торжественно заявил дон Ригоберто. – Позорно бежал, окровавленный и униженный. Отличная работа!
– Посмотри, что он с тобой сделал, мерзавец. – Донья Лукреция мягко отстранила Хустиниану. Поправила разорванное платье, погладила по лицу, на котором больше не светилась знакомая радостная улыбка; по щекам девушки все еще бежали слезы, губы дрожали. Ясный взор погас.
– Что-то случилось? – осторожно спросил дон Ригоберто.
– Что-то еще, – так же сдержанно отозвалась донья Лукреция. – Я не сразу это поняла.
Вначале она и вправду ничего не понимала. Решила, что растерянность и нервозность – результат потрясения, как и было на самом деле; сердце женщины разрывалось от жалости и нежности, она не знала, что предпринять, как помочь бедной Хустиниане. Наконец донья Лукреция потащила девушку к лестнице:
– Идем, тебе надо переодеться, наверное, нужно позвать врача.
Выходя из кухни, она погасила верхний свет. Женщины рука об руку поднялись на второй этаж, где располагались кабинет и спальня. На середине лестницы донья Лукреция обняла Хустиниану за талию.
– Ну и натерпелись же мы страху.
– Я думала, что умру, сеньора, но теперь все уже почти прошло.
В это верилось с трудом; Хустиниана нервно сжимала руку хозяйки, ее зубы стучали, словно от холода. Опираясь друг на друга, они миновали стеллажи, заставленные книгами по искусству, и прошли в спальню, из окон которой виднелись огни Мирафлореса, фонари Малекона
