– Можно, я поцелую тебя на прощание, мамочка?
Сердце доньи Лукреции, едва притихшее, вновь отчаянно забилось; сильнее всего ее задела саркастическая усмешка Хустинианы. Что же делать? Отказываться смешно. Донья Лукреция обреченно подставила мальчику щеку. Спустя мгновение она ощутила стремительный, словно прикосновение птичьего клюва, поцелуй.
– А тебя можно, Хустита?
– Смотри не порежься о мой язык, – расхохоталась девушка.
Фончито с готовностью рассмеялся, а сам встал на цыпочки и резво чмокнул девушку в щеку. Это было на редкость нелепо, однако донья Лукреция не смела поднять глаза и не решалась прикрикнуть на Хуститу, чтобы та прекратила рискованные шуточки.
– Я тебя убью, – проговорила она полушутя, когда за мальчиком наконец закрылась дверь. – С чего ты вдруг стала заигрывать с Фончито?
– Что-то в этом мальчишке есть, что-то такое, сама не знаю, пожала плечами Хустиниана. – Посмотришь на него – и в голову лезут греховные мысли.
– Понимаю, – кивнула донья Лукреция. – И все же не стоит подливать масла в огонь.
– Да вы, сеньора, и сама вся пылаете, – оборвала ее Хустиниана с обычной бесцеремонностью. – Но не волнуйтесь, вам очень идет.
Как это ни печально, я вынужден Вас разочаровать. Ваши пламенные речи в защиту природы не произвели на меня ни малейшего впечатления. Я родился, живу и умру в городе (хуже того, в нашей уродливой столице Лиме) и выбираюсь за его пределы очень редко, исключительно по работе или семейным делам, и неизменно с глубоким отвращением. Я не отношусь к обывателям, заветной мечтой которых становится домишко где-нибудь на южном берегу, где можно проводить отпуск и выходные в непристойной близости с песком, соленой водой и толстыми брюхами себе подобных. Мучительное еженедельное зрелище повального bien pensant [13] эксгибиционизма – самая отвратительная примета нашего стадного общества, лишенного духа индивидуализма.
Могу предположить, что вид коров, мирно пасущихся на лугу, или козочек, объедающих кустарник, волнует Ваше сердце и погружает Вас в экстатическое состояние, подобное тому, что испытывает подросток, впервые узревший обнаженную женщину. Что же до меня, то быка я предпочитаю видеть на арене, отданным на милость мулете, шпаге и прочим орудиям тавромахии; корову – разделанной и зажаренной на решетке, поданной на тарелке в виде бифштекса с жгучими приправами в сопровождении хрустящей картошечки и свежего салата; а козочку – мелко нарубленной и хорошо замаринованной, а потом поджаренной с корочкой – это, на мой вкус, одно из лучших блюд бесхитростной креольской кухни.
