* * *
Придворный дежурный вельможа торжественно возвестил:
— Царь тиграхаудов желает припасть к стопам великого царя царей, царя четырех стран света и отрасля вечного царствования Камбиза Второго Великого!
Стремительно вошел Зогак и пал ниц, распростершись у подножия трона.
— Великий царь, царь царей, я прибегаю к твоей защите и молю о помощи! Узурпатор Сакесфар с помощью коварной Томирис, моего и твоего врага, захватил мой трон и изгнал меня из моей же страны. Я взываю к тебе, о величайший из царей, светоч справедливости, помоги мне восстановить попранную справедливость — вернуть мне прародительский трон, а моя благодарность и преданность тебе будут вечны.
— Ты так уверен, что твоя жизнь будет столь долгой? Кто же ты, о столь красноречивый незнакомец?
Зогак удивился.
— Я Зогак, сын Кавада, царь тиграхаудов!
— Зогак — царь тиграхаудов? — как бы в раздумье произнес Камбиз. — О царе Каваде мы слышали... После Кавада царем тиграхаудов стал Рустам, сын Кавада, славный воин, которого мы знали лично. Царь Рустам погиб как герой, но... жива Томирис! И ей как супруге покойного царя тиграхаудов престол мужа принадлежит по праву. Ты самозванец и лжешь нам! А как мы поступаем с теми, кто лжет, ты увидишь. Кто доложил нам об этом человеке, как о царе тиграхаудов? Взять его!
Камбиз с изящной небрежностью махнул рукой — жест, от которого холодели сердца самых мужественных из его окружения. Стража схватила злополучного вельможу, который, вот только что высокомерно выслушав Зогака, велел дыхнуть, ему! Царю тиграхаудов! Принюхался, поморщился, хотя у Зогака с утра и маковой росинки не было во рту, а затем чванливо и нудно объяснил, как надо ему вести себя перед светлыми очами повелителя всех стран и народов. К помертвевшему от ужаса вельможе направился кряжистый человек с неправдоподобно длинными кистями рук. Большим и средним пальцами левой руки он сдавил точно клещами желваки провинившегося сановника, и тот от невыносимой боли разинул рот. Палач раскалил в пламени услужливо поднесенного факела длинный и узкий, как шило, нож и вонзил его в язык несчастного, исторгнув из его груди душераздирающий вопль.
Камбиз не отрывал своих пронзительных глаз от Зогака, но тот, сам кровопийца похлеще персидского царя, углубившись в свои невеселые мысли, с каким-то равнодушием смотрел на эту сцену, чем приятно поразил царя царей: «А у этого кочевника натура настоящего господина».
— Вот так мы поступаем с теми, кто лжет нам, но ты не только солгал, чужеземец, ты самовольно присвоил себе священный титул, который дается лишь волею богов только избранным. Самозванцам мы не протыкаем каленым железом язык, а отрезаем нос и уши, а затем сажаем на кол перед дворцом. И сидит он на этом "троне", пока не сгниет, пожираемый псами, птицами и мухами. Ну как, чужеземец?
