— Здравствуйте, — сдержанно ответил Иларион.
— Ты, таинственный мужчина, Забродов, — заявила поэтесса. — Тебя невозможно застать дома, и на телефонные звонки ты не отвечаешь. В чем дело, а? Уж не от меня ли ты скрываешься?
Тут Иларион смалодушничал.
— Нет, — сказал он и немедленно об этом пожалел. Ему даже почудилось, что он сказал «да», но его язык продолжал говорить словно сам по себе, не считаясь с мнением хозяина. — Что вы, Анастасия, как можно? Просто масса дел. Я сам себя не могу застать дома, представляете? Бывает, звоню в дверь, звоню, а мне никто не открывает. Потопчусь на коврике и уйду, а уже во дворе вдруг вспоминаю: батюшки, так это ж мой дом!
— Любопытное отклонение, — заметила Самоцветова. — А жениться ты не пробовал? Было бы, по крайней мере, кому дверь открыть.
Иларион с силой потер шею ладонью и закряхтел.
— Я тебя обожаю, старик, — сказала поэтесса Самоцветова. — Ты смущаешься, как младший школьник в женской уборной. Мы так и будем здесь стоять?
Иларион поперхнулся табачным дымом, закашлялся и поспешно бросил сигарету в кусты.
— Правильно, — одобрила его действия Анастасия Самоцветова. — Курить здоровью вредить. Хотя иногда бывает так приятно наблюдать, как вьется дымок… Особенно красиво это выглядит на фоне окна, когда сидишь на теплой кухне, а на столе — бутылка коньяке, две рюмки и коробка шоколада… Шоколад, между прочим, одинаково полезен как для мозгов, так и для потенции, — деловито добавила она, видя, что Иларион не желает понимать ее намеки.
— А пепельница? — спросил Забродов, чтобы не молчать.
— Что — пепельница?
— Ну бутылка, две рюмки, шоколад, сигарета… А пепельница? Пепел куда стряхивать — в рюмку?
— Когда я училась на первом курсе филфака, нас возили на картошку. Там мы посыпали сигаретным пеплом хлеб и ели. Это очень вкусно. Он соленый и немного отдает яйцом, — мечтательно закатив глаза, сообщила Анастасия Самоцветова.
— А я однажды три дня подряд питался травой с кузнечиками, похвастался Иларион, чтобы поддержать кулинарную тему.
Анастасия Самоцветова открыла глаза.
— Правда?
— Нет, — подумав, сказал Иларион. — Если честно, это случалось со мной не однажды. А если бы вы видели, как я управляюсь с дождевыми червями! Как со спагетти, честное слово.
— Правда? — повторила поэтесса. — Как интересно. Ты так здорово об этом рассказываешь, что у меня разыгрался аппетит. Даже самой захотелось попробовать, В вашей клумбе черви водятся?
Иларион понял, что напрасно потратил время, пытаясь вызвать у Самоцветовой рвотный рефлекс. У нее, судя по всему, был чертовски крепкий желудок. А он так надеялся, что всякий раз, глядя на него, поэтесса станет испытывать приступы тошноты!
