— Елки-моталки…
От деда оставались буквально плечи, руки и борода. Да на земле перед ним стояла, прикрывая его, словно парижская баррикада, та безлошадная дедова соха, на которую он давеча опирался.
— Куда? Эй! — Давыденко уже приходил в себя. — Стой! Куда ты, дедок? Погоди.
Из-за спины лейтенанта высунул голову некто худой, щуплый, в очках и с лаковой бороденкой.
— Я знаю, я знаю…— Голос его срывался, как у всякого выскочки, стремящегося опередить других.
— Я сам знаю, — сказал лейтенант, как отс(223)к. Очечки враз стали тусклыми и погасли за бугристой лейтенантской спиной.
Давыденко скомандовал:
— Рябый, Гершток, Сенюшкин. Быстро. С лопатами. Дед под землю уходит. Вон, одна плешь торчит. Скорей. Почему заминка? Рябый, Сенюшкин. Ибрагимов — на помощь. Черт, весь ушел. Быстро. Копать. Ибрагимов, чурка безмозглая! Да не причиндатором, а лопатой! Отставить причиндаторы, кому говорю!
За спиной лейтенанта стало просторно, там загулял ветерок.
Впереди над полем взлетали и падали белые черенки лопат. Локти копающих ходили мерно, как рычаги. Повалил пар.
Пришельцы копали планету. Планета не сопротивлялась. Планета была умна. Пахарь, Рыхлитель почвы, продолжал делать дело руками пришлых людей.
Ком земли, прошитый белыми волосками корней, откатился к бахилам старшего лейтенанта. Лейтенант вдавил свой каблук в эту зыбкую земляную плоть, и на земле отпечатались мелкие паучки звезд, забранных в контур пятиугольника, — эмблема Космофлота.
— Пусто, — сказал лейтенант, заглядывая за спины землекопов. — Никого. Неужто ушел в глубину?
Опять засверкали стекла давешнего очкастого выскочки.
— Товарищ лейтенант, я, кажется, понимаю…
— Во-первых, старший лейтенант, а во-вторых — как тебя там… штаб… штуб?..
— Космозоолог Герштейн.
— Так вот, зоотехник Горшков, понимать — это моя забота, а твоя — молчать в тряпочку и копать.
Тут острие лопаты бортинженера Сенюшкина и его запотевшее от труда лицо повернулись в сторону леса.
— Холмик, товарищ старший лейтенант. Там. Левее того пенька. Раньше вроде бы не было.
— Говоришь, не было? — Давыденко надавил пальцем на правый глаз. — Пожалуй, и правда не было. Ах, дед! Ах, зараза! Мы, как гады, копаем вглубь, а он, падла, по горизонтали чешет.
— Сенюшкин. Ибрагимов. И ты, зоотехник. Всем к тому холмику. Быстро. Копать.
Солнце планеты стояло в воздухе неподвижно. Казалось, оно забыло, что существуют законы движения. Тень от ракеты, как упала когда-то, развернувшись на земле мутной пепельной полосой, так и продолжала лежать. Она чувствовала себя здесь хозяйкой.
