От Алексы не стоило ждать поддержки. Она обрывала ее робкие сомнения. Только одно, похоже, занимало Алексу: «Маме надо было давно бросить отца, сразу, когда стало ясно, что он ищет приключений на стороне. С такими, как он, надо поступать так же, как они поступают с женщинами. Только так можно победить. Использовала – и выкинула». Такой горячностью она надолго затыкала Джо. Алекса, как вулкан, взрывалась в тот момент, когда все вокруг забывали, что за фрукт живет с ними рядом. Разбив все в пух и прах, она резко уходила в себя и снова становилась сдержанной, холодной и неприступной.
Алекса смотрела сквозь отца, не отвечая на его просьбу, – он хотел, чтобы девочки просмотрели вещи матери:
– Не могу на них смотреть. Оставьте себе, что нравится, остальное надо отнести в гараж. Потом отошлю все в Армию Спасения.
Джо тоже не могла заставить себя разбираться в вещах матери и, казалось, никогда не сможет. «Возьми что хочешь, Лекс…» Голос сорвался. «Попозже, как-нибудь через месяц, я взгляну…» Алекса ушла в мамину комнату. Потом Джо видела, как сестра складывала мамины сумочки, шарфы и всякие мелочи в большой ящик под кроватью и вешала в свой шкаф пару ее шелковых пижам, хороших костюмов, мамино любимое боа из серебристой лисы и бобровую шубу.
На щеках сестры в первый раз с тех пор, как случилось несчастье, Джо увидела слезы.
Отец и Алекса, медленно собирая обломки, возвращались – а может, шли вперед – к их обычной размеренной жизни.
Испуг все еще мелькал иногда в глазах отца. Переживал ли снова ужас, когда мексиканцы рассказывали ему о любимом красно-белом шарфике Тери, что бился на ветру над обрывом? Вспоминал ли о шарфике – единственном, что осталось?.. Или опять видел гору искореженного металла, еще тлеющего в кустах, – остатки вишневого «плимута», который Тери так доверчиво взяла напрокат лишь за день до катастрофы?
Шли недели. Он больше не бледнел, не подскакивал с криком «Господи!», когда по вечерам звонил телефон – если бывал дома. И, «как прежде», в субботу или воскресенье, жарил дочерям барбекю. У него был свой особый рецепт, известный под названием «Сгоревшие иллюзии»: сверху мясо обугливалось до черноты, внутри оставаясь нежно-розовым. Отец часто повторял, что без барбекю на природе нельзя и представить, как живет калифорнийская семья.
Когда мама привезла кирпичную печку, она стала любимой игрушкой и предметом хвастовства. Бену нравилось зазывать соседей, приятелей и маминых старых подружек из агентства «заехать на барбекю часам к одиннадцати». Энтузиазма отцу хватило ненадолго, особенно его убавилось, когда мама стала возмущаться, получая счета от мясника. И имела полное право – выходило так, что платила всегда она.
