Александра Матвеевна платочком смахнула слезу.
– В глазах стоят, голубки. Тихо сидят, не разговаривают, и музыка откуда-то идет. Я еще подумала, музыка ребятам совсем не подходит. Вроде как церковная, музыка-то. – Хозяйка замолчала, повернулась к иконе, перекрестилась. – Вот и тогда перекрестилась, – голос у нее треснул, женщина беззвучно заплакала.
– Александра Матвеевна, голубушка, не обессудьте, сядьте, пожалуйста, в кресло, – сказал Котов, хотел женщине помочь подняться, но она отстранилась, встала сама, выпрямилась, кивнула на стену, увешанную фотографиями. – Я, сударь, своих сколько схоронила, мне грех свою слабость показывать.
Подошла к окну, кресло слегка передвинула, взяла бинокль.
– Так я сидела, на секунду на Божью Матерь взглянула. – Она указала на икону. – Перекрестилась трижды, повернулась к окну… А они летят. Он чуть впереди… Летят, и словно не люди, а игрушки сломанные…
Котов так ясно представил летящие «игрушки», что шумно выдохнул и глотнул уже остывшего чая.
– Молодые, им только жить… Они еще и не начинали. И чего им так плохо было?
– Считаете, сами… Никто не подтолкнул? – спросил Котов.
– Да кто же мог? Они же одни на крыше сидели. – Александра Матвеевна замолчала, отвернулась.
Котов молчал, чувствовал: хозяйка что-то вспоминает и хочет вспомнить.
– Одни, – не очень уверенно повторила Брикова, перекрестилась. – Надо же было мне в тот самый момент к богу повернуться. И крестилась трижды… Видно, черт попутал.
– Александра Матвеевна, может, видели кого? Тень мелькнула? Нам каждая малость важна. – Котов взглядом не сверлил, смотрел в сторону. – Если виноватый есть, его найти необходимо. Люди ведь погибли.
– Да что ты меня уговариваешь? – неожиданно вспылила хозяйка. – Я сама себе покоя не даю. Не знаю я! Вроде почудилось. Я же на несчастных глядела, только потом взгляд подняла, и вроде тень мелькнула. Там крыша плоская, а я снизу смотрю. Если у края человек стоит, его видно, а два шага отойдет – и пропадет. Года три тому рабочие там шурудили, я такой феномен и отметила. То человека видно, а чуть сдвинется – пропадет. Вот тебе крест!
– Да я вам верю, Александра Матвеевна. Вы валерьяночки выпейте, я схожу вниз, пошлю товарища на крышу, вернусь, мы вместе посмотрим.
Котов спустился, объяснил напарнику ситуацию, сказал:
– Лезь, а я из окна гляну.
Нестеренко кивнул, глянул на охранника, провел ладонью по лицу, вспомнил, что был полковником, и словно затвердел.
– Иди, Гриша, я там буду. – И пошел к калитке. – Сержант, как на крышу подняться? – Достал из кармана удостоверение, не развернул: частное сыскное агентство было у ментов не в почете.
