– Как я могу знать, если там было с сотню гостей, и этот окаянный Уинстон все вертелся рядом и орал на меня – сделай то, подай это, сходи туда? Но, если ты хочешь знать, не видел ли я, чтоб кто-нибудь прошмыгнул наверх, так этого я не видел.
Сидевший, как мешок, старик просветлел.
– Ладно, не кипятись, ты все сделал как надо. Зайди-ка сюда и чаю попей на дорожку.
Приготовляя чай, Шэй напряженно думал над тем, что сейчас услышал от О'Лэйри.
– Ты мне во что еще скажи – допытывался он, подавая мальчишке дымящуюся кружку с чаем. – Ты когда в последний раз ее видел?
О'Лэйри задумался.
– Три дня назад это было, утром в субботу, значит. Я, значит, чистил серебро, тепло еще было и, значит, двери в зал стояли открытые. Она сошла вниз, вся одетая в черное – она все в черном ходит – и стала говорить с Уинстоном, а потом куда-то пошла.
– А что она ему говорила? – не отставал Шэй.
– Я не мог разобрать – далеко стоял, а они у входа шептались.
– Шельма ее язви, – мрачно заключил Шэй, подняв над столом большой, весь во вмятинах чайник и доливая чай. – Здесь что-то не так, я это нутром чую. Если бы мы могли знать, что у нее на уме, во что она играет, то могли бы на этом хорошо наварить. Но ведь она всех на шаг опережает, эта Кэррен.
Молодой человек подумал о том, что пора возвращаться в тот самый дом на Даусон-стрит и о проклятьях, которые обрушит Уинстон на его бедную голову.
– Спору нет, это так, но я никак в толк взять не могу, чего это они все по ней так с ума сходят? Баба она и все тут, таких хоть пруд пруди, разве что только нос задирает. Бабы ведь они все как сестры-близнецы: задница, пузо да пара сисек, ну… и еще кое-что…
Шэй не соглашался с этим утверждением.
– Нет, Черная Вдова – это, я тебе скажу, дело другое. Ты про ее жизнь ничего не знаешь?
– Ничего про нее я не знаю, знаю только, что мне было сказано: иди и гляди во все глаза.
– Правильно, и ты должен глядеть во все глаза и все видеть, что она от нас скрывает, мегера эта.
Шэй свернул сигарету и прикурил.
О'Лэйри с завистью посмотрел на него:
– Слушай, Пэдди, дай и мне немного табаку, на одну закрутку.
– Не могу я табак раздавать кому попало, как богач какой. Послушай лучше, что я тебе расскажу о Лиле Кэррен. Значит, дело было так. Родилась она на Мур-стрит, здесь в Дублине. В каком-то грязненьком подвальчике, посреди зимы. Мать ее померла и ее отец выхаживал. Вообще-то ничего дивного в этом, может быть и нет, но, разве только, что они были еврейчики.
