Вальсингам очерчивает общество пирующих плоскостным пространством «круга», который создает иллюзию замкнутого, отгороженного пространства, «край» которого граничит с «бездной», смертельной опасностью, Чумой. В центре этого «круга» — накрытый стол — «приют пиров ничем невозмутимых»[49] (417). «Круг» является и формой нивелировки времени. Наиболее отчетливо это выражается в системе временных дублей, обнаруживающей себя как в поэтической декларации пирующих — гимне Вальсингама, так и в действительности самого пира. В гимне — единственное временное обстоятельство — «когда», которое дублирует происходящее в данный момент — «теперь»: «Царица грозная, Чума Теперь идет на нас сама» (418). Это дублирование времени помогает автору гимна очертить и упорядочить символические топосы, через которые проходит человек на своем пути: «дом» («камины», «окошко», «балы»), природа («океаны», «ураганы»), всевозможные стихии. «Аравийский ураган», аналогом которого являются «косматые дружины морозов и снегов», — символ вневременного, статичного состояния, некая исходная и конечная точка круговращения природы, мира. Место здесь поглотило время. Глагольная форма инфинитива также коррелирует формы времени, переводит время в некую статическую структуру: «Что делать нам? И чем помочь? (418)», «И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог» (419). В других строфах — или полное отсутствие временных форм («Есть упоение в бою…»), или замена их побудительными формами («Запремся… от Чумы, Зажжем огни, нальем бокалы, Утопим… умы… Восславим царствие Чумы»). Даже употребление форм настоящего времени организовано в кольцевую композицию — в начале и в конце гимна: «Зима… ведет… дружины» / «Бокалы пеним дружно мы, И девы-розы пьем дыханье, — Быть может… полное Чумы» (418–419).
В действительности самого пира Вальсингам говорит о чуме, которая «В дни прежние… Холмы и долы… посетила», и так же «раздавались жалкие стенанья По берегам потоков и ручьев, Бегущих ныне весело и мирно» (416). Но для него этот «мрачный год» важен не своим конкретным содержанием, а самим принципом, аспектом повторяемости, нивелирующим время как точку отсчета в своих взаимоотношениях с миром. Исключением, лишь подтверждающим эту установку, является «жалобный» голос Мери, которая поет о будущем, о вечной жизни.
Повторяемость как принцип мироустройства характерна для традиционных культур — архаической, античной, она даже является средством защиты человека «от ужаса перед историей».
