— Надо же. Я уже много лет не делал ни одного наброска. Они разглядывали роспись на стене и оба вспоминали покрытый его рисунками холодильник.
— Хочешь, я тебя нарисую? Отец Ясона задумчиво кивнул.
— Да. Пожалуй.
В клинике нашлись блокнот и угольный карандаш. Отец и сын устроились под кленом. Ясон прислонился к забору и начал рисовать. Ной сидел, поджав под себя задние лапы и вытянув передние.
— Ты похож на сфинкса, — сказал Ясон.
— Хм.
— Можешь разговаривать, если хочешь, — я пока не рисую твой рот.
— Мне нечего сказать.
Карандаш Ясона помедлил, затем продолжил работу.
— Вчера вечером я прочел газету, которую нашел в ресторане. «Вой». Ты ее знаешь?
Полный заголовок был такой: «Вой. Газета сообщества поменявших биологический вид». В ней было полно сердитых статей, адресованных местным политикам, о которых Ясон никогда не слышал, и объявлений об услугах, в которых он ничего не понимал и не собирался понимать.
— Я узнал о разных причинах, заставляющих людей изменять свой биологический вид. Одни говорят, что родились не в том теле. Другие считают, что человечество вредит планете. Кое-кто видит в этом театральное действо. В тебе я ни одной из этих причин не нахожу.
— Я же тебе сказал, что просто хочу, чтобы обо мне заботились. Это вроде ухода на пенсию.
Набросок в блокноте становился мрачным, черным.
— Не думаю, что дело в этом. Я смотрю на тебя и вижу человека с амбициями, сильного, напористого. Ты не стал бы заниматься всеми этими биржевыми операциями, если бы был типом, который в пятьдесят восемь лет мечтает о пенсии.
Угольный стержень сломался в руке у Ясона, и он швырнул его остатки в сторону.
— Проклятие, папа, как ты можешь отвергать свою человеческую природу?
Отец Ясона подпрыгнул на всех четырех лапах и занял оборонительную позицию.
— Конституция гласит, что я имею право изменить свое тело и разум так, как мне этого захочется. Думаю, сюда относится и право не отвечать на подобные вопросы.
Он с минуту не отводил взгляда от Ясона, собираясь еще что-то сказать, потом поджал губы и рысью пустился прочь.
В руках у Ясона остался незаконченный набросок сфинкса с отцовским лицом.
На следующий день он просидел три часа в приемной клиники. Наконец доктор Стейг вышел и сказал, что ему жаль, но убедить отца увидеться с Ясоном оказалось совершенно невозможно.
В обеденный перерыв Ясон бродил в толпе по улицам Сан-Франциско. Весенний воздух был чистым и бодрящим, люди спешили. То тут, то там он видел перья, шерсть, чешую. Официант, который принес ему сэндвич, был полузмеей с глазами-щелками и мелькавшим во рту раздвоенным языком.
