Он входит в обгоревший дом, поднимается по горячим ступеням. Внутри все еще дышит жаром преисподней. Дальше, дальше… Его комнатка. Грозная сила нанесла визит и сюда и, не застав хозяина, буйствовала тут со всей исступленностью веселья и бешенства. Ну, с чего начнем? С обратившихся в листики пепла книг? Или с искореженного телефонного аппарата? А может, с бинокля, что расплавился подобно оловянному солдатику?
Чудесным, сверхъестественным образом сохранилась карта региона, над которой он столько трудился, только с одного краешка обуглилась. В подушке и на одеяле еще пошаливают огненные кошачьи царапки. Насупившись, он возводит глаза к пяти дымящимся холмам. Из густого марева, гари и копоти встает перед ним маленькая деревня, словно воссозданная в чертеже, — так возрождается на полотне канувшее в Лету Прошлое. Тень улыбки касается его губ. И тут же улетучивается. Там, внизу, на выжженной лужайке у дома стоит Управляющий Лесохозяйством, тот самый, что прокладывает себе дорогу к последней жизненной черте. Он закутан в плащ, лицо у него сиреневое от холода. Этот-то здесь как нарисовался?
Старик задирает седую голову и дарит его полным лютой ненависти взглядом. С высоты своего местоположения Смотритель окатывает его презрением. Несколько секунд они испепеляют друг друга таким образом. Наконец, глупо улыбнувшись вдруг «узнанному» начальству, бывший подчиненный медленно направляется к лестнице. Нервно взбрыкивая, навстречу уже спешит Управляющий. У него прямо руки чешутся сделать из этого очкарика селедочный паштет. Беднягу буквально шатает от бушующих в нем страданий и ярости. Сдавленным голосом он требует незамедлительных объяснений.
А что тут объяснять? Решительно нечего объяснять. Оно ка-ак жахнет! Я к телефону — ни фига, в смысле линия вырублена. Вот, собственно, и все. Надо было ребенка спасать.
Дальнейшее известно. Да, у Смотрителя тоже к Лесу сентиментальное отношение. За весну, лето и половину осени он очень привязался к нему. Именно привязанность — уж что-что, а это истинная правда — не позволила ему нормально заняться учебой.
Похоже, старичок всерьез собирается грохнуться на землю и начать биться головой о камешек и рвать на себе жиденькие благородные седины. И чего он так сокрушается? Лес-то застрахован (во всяком случае, должен быть, даже по его весьма скромному разумению), и не вверенной ему конторе придется нести убытки. Вот теперь (нынешнему утру он обязан чрезвычайной ясностью ума) бывший Смотритель охотно послушал бы о пожарах, случившихся за последний год. Готов ручаться, они не идут в сравнение со вчерашним.
