— Ты вырос, — продолжал Таргутай-Кирилтух, ощупывая его взглядом, — и стал очень похож на своего отца. Мы с твоим отцом были друзьями. Да-а… Кому же, если не мне, заботиться о твоем будущем? А?
— Ты уже позаботился, — буркнул Тэмуджин, наливаясь злобой.
— Горяч! — одобрительно проговорил Таргутай-Кирилтух. — Но и горячих скакунов объезжают, и упрямых волов в телегу впрягают. — Оплывшее лицо нойона посуровело. — Кто-то считает, что я присвоил себе чужое. Я взял себе все, что имел твой отец, — это верно. А почему взял? Богатства твоего отца было нажито трудом многих. Потом — не слабой женщине, твоей матери, владеть им. Табун без жеребца разбегается, богатство в слабых руках рассыпается… Вот. А ты, неразумный, распускаешь язык. Однако я не стану наказывать тебя. Ты сын моего друга, и ты будешь жить у меня. Я тебя одену, накормлю, посажу на коня. Ты будешь нукером и братом моему сыну Улдаю.
За спиной Тэмуджина стоял Аучу-багатур, подсказывал:
— Благодари!
Тэмуджин крепче стиснул столбик коновязи, замотал головой.
— Мне ничего не нужно. Если ты друг моего отца, отпусти меня, оставь в покое.
— Ты отказываешься принять дар? — от удивления растягивая слова, проговорил Таргутай-Кирилтух, насупился.
Аучу-багатур рукояткой плети больно ткнул в спину Тэмуджина.
— Соглашайся, глупый человек. Благодари!
Боль в спине подстегнула Тэмуджина. Резко повернулся к Аучу-багатуру, взбешенно закричал:
— Не буду я благодарить! Отобрав повозку с волом, дарите чеку от этой повозки — за что благодарить! — Опалил взглядом Таргутай-Кирилтуха. — Ты грабитель и вор! Мне не нужны твои милости!
Толстые губы Таргутай-Кирилтуха скривились, пухлое лицо налилось кровью.
— Люди, выходит, говорили правду: ты волчонок! Но тебе никогда не стать зубастым волком. Хочешь мстить мне — я перед тобой. Эй, нукеры, дайте молодцу меч. Посмотрим, на что ты годен.
В своей ладони Тэмуджин ощутил рукоятку меча, сжал ее, напружинился. С какой радостью всадил бы сейчас широкое лезвие в это толстое пузо! Но сил не хватит даже поднять оружие. Отбросил меч от себя. Он упал, звякнув о камень.
— Со-опляк! — презрительно протянул Таргутай-Кирилтух и сказал нукерам с ворчливой нравоучительностью: — Человек человеку может быть или врагом, или другом. От дружбы он отказался. Врагом быть не может. У такого одна участь — он становится рабом. Наденьте на его шею кангу.[24]
В юрте Булган теперь никогда не выветривался запах кислятины. Вместе с сыном она с утра до вечера выделывала шкуры овец. После того, как меркиты отогнали табун и Тайчу-Кури влепили двадцать палок, бедный парень долго не мог ни сидеть, ни лежать на спине, но не это главное — их заставили перебраться в курень и выделывать кожи. Работа тяжелая, а кормили плохо. Когда пасли табун, питание тоже было скудное, но там они с Тайчу-Кури чувствовали себя вольными людьми, и работа была не столь обременительная. Надо же было этим меркитам налететь именно на их табун! Жизнь никак не ладится. Или уж у нее такая злосчастная доля, или чем-то сильно прогневила духов. Хучу был хорошим мужем. Любил, правда, поболтать впустую, сытно поесть, но с ним она, особенно в последние годы, не знала никакого горя. Только бы жить да радоваться. Кирилтух вздумал разорить Оэлун, и Хучу погиб. А все то, что они с ним успели нажить, забрали нукеры. Теперь они с сыном черные рабы. И так, кажется, будет до конца жизни. Ну, ее жизнь прошла — ладно. Утерянное не вернешь, гнилое не пришьешь. А вот жизнь Тайчу-Кури только начинается. Славный парень, коренастый, крепкий, очень похожий на своего отца, но, пожалуй, красивее, чем он — как будет жить ее Тайчу-Кури? Он родился на старой, вылезшей овчине, носит одежду из старой, рваной кожи, спит под латаным одеялом неужели так будет всю жизнь? У него нет ни коня, ни седла, ни юрты. Придет время жениться, не на чем привезти невесту, не из чего постелить постель.
