Они, в общем-то, действительно порой казались нам чужеземцами, эти этруски. Они, например, читали будущее по внутренностям овец. Я всегда с интересом слушала рассказы Маруны о повадках и особенностях полета птиц, но я, безусловно, предпочла бы обойтись без изощренных пыток и рассматривания овечьих внутренностей.
Настроение мое, впрочем, сразу улучшилось, едва я получила разрешение пойти на солончаки, и, когда на следующее утро мы вышли из города, я чувствовала себя воробышком, которого выпустили из силков. Все страдания, связанные с выбором жениха, с угрозами Турна, со странными знамениями и темными пророчествами, остались далеко позади. С моей души словно свалилась огромная тяжесть. Я запретила Тите даже упоминать об этом, и всю дорогу до Тибра мы шутили, рассказывали всякие веселые истории, и даже наша серьезная Маруна смеялась, как дитя. Чудесный был день, и ночь я проспала на редкость спокойно, улегшись на дюне под звездным небом.
А когда на рассвете проснулась и спустилась к реке, то, стоя в одиночестве у самой кромки воды, увидела в утренних сумерках те большие корабли, что один за другим вошли в устье Тибра. И мужа своего будущего я тогда увидела; он стоял на высокой корме головного судна, но меня, разумеется, не заметил. Он смотрел куда-то вдаль, на реку, и то ли молился, то ли мечтал о чем-то. И, конечно, не видел тех смертей, что ждут его в ближайшем будущем на берегах этой великой реки и вдоль всего пути, ведущего в Рим.
* * *
В регии и во всем городе царила суматоха; все только и делали, что обсуждали слова оракула, и разговорам этим не было конца. Потом разнеслась весть, что в Тибр вошла целая флотилия кораблей и поднимается вверх по течению к берегам Лация. Вся эта суета заставляла меня снова и снова вспоминать тот огромный, темный, гудящий рой пчел, что сел тогда на лавр у нас во дворе.
На следующий день ранним утром я, ни у кого не спросив разрешения и никому ни слова не сказав, выскользнула из регии, выбежала за ворота Лаврента и бегом бросилась через дубовую рощу в поместье Тирра. Сильвию я нашла в холодной каменной сыроварне, где она вместе с другими женщинами снимала с молока сливки. Я схватила ее за руку и выпалила:
– Идем скорее к реке! Надо непременно на этих чужеземцев посмотреть.
Обычно нечто подобное предлагала именно Сильвия, а не я; она обожала риск и опасность, так что мое неожиданное предложение застало ее, пожалуй, даже врасплох.
– А зачем тебе на них смотреть? – спросила она. Вопрос, в общем, был вполне разумный.
