– Эти ночные бабочки похожи на души в подземном мире, – сказала я, все еще пребывая в полусне.
– Ужасное место! – воскликнул он. – За темной рекой там простираются болотистые равнины, где все время слышится плач – слабый, еле слышный, жалобный плач, доносящийся словно из недр земли… Это плачут души младенцев, которые умерли при родах или в колыбели; умерли, так и не успев начать жить. Они лежат на земле, в тростниках, окруженные темнотой, и плачут. Но никто к ним так и не приходит.
Сон моментально слетел с меня.
– Откуда ты знаешь? – спросила я.
– Я там был.
– Ты был в нижнем мире? С Энеем?
– А с кем же еще я мог там побывать? – сказал он. И неуверенно огляделся. Тихий голос его сегодня звучал совсем глухо. Казалось, он колеблется, не зная, продолжать ли ему рассказ. – Проводником Энею служила сивилла… А кому служил проводником я? Я встретил его в таком же лесу, как этот. Его дорога проходила через тот темный лес. А я только что вышел из подземного мира и наверху сразу повстречался с ним. Я и показал ему путь туда… Но когда же это было? Ох, до чего же трудно умирать, Лавиния! Я так устал! И мысли мои путаются…
– Ну да, и, по-моему, ты что-то не то рассказал мне насчет тех младенцев, – кивнула я. – За что их наказывать, если они еще и не жили? Как могли их души оказаться там, если у них еще и душ-то не было – не успели вырасти? Неужели туда попадают и души мертвых котят, и тех ягнят, которых мы приносим в жертву, и тех человеческих зародышей, которые до срока появляются на свет из-за выкидышей? Если там нет этих душ, то почему же туда должны попасть души младенцев? А если ты просто выдумал это болото, полное несчастных мертвых плачущих малышей, то это очень плохая выдумка. Ты нехорошо поступил, неправильно!
Я была чрезвычайно разгневана. И воспользовалась вторым из двух самых сильных слов, которые знала: «нефас», что означает «неправильно, недозволено, кощунственно». У этого слова много значений, но я имела в виду именно эти. «Нефас» – это как бы тень, оборотная сторона второго великого слова «фас» – «правильное, должное, дозволенное богами, благочестивое».
Поэт опустился на землю, как бы сложив пополам свое длинное, сотканное из теней тело, и я заметила, какими усталыми стали его движения, как бессильно клонится его голова; казалось, он изможден до предела и окончательно побежден; но жалеть его я совершенно не собиралась и безжалостно заявила:
– Если, как ты говорил, жестокость проистекает из слабости, то, значит, ты очень слаб!
