– Моя дорогая, ничего не бойся, я рядом с тобой, так что вперед, – с пафосом произнес Валя и решительно распахнул дверь.
Перед взорами молодых людей предстала достаточно большая и светлая комната с окнами почти во всю стену. На окнах висели дорогие портьеры, в центре комнаты стояла огромная кровать под балдахином, рисунок которого был точно таким же, как и на портьерах. Весь пол устилали толстые и очень красивые ковры. Противоположную стену от окна занимала изысканная старинная мебель. Дальше была стена с камином, а немного в стороне от него стоял белый рояль. И самым удивительным было то, что все это великолепие пребывало в идеальном порядке и чистоте. Нигде не было видно ни пылинки, не соринки.
– Ничего себе! – присвистнул Валентин. – Твоя прабабуля та еще штучка, какие хоромы для спаленки себе соорудила! Если в этом доме все комнаты такие же, тогда – я к вам пришел, чтоб здесь навеки поселиться. Похоже, что моя мечта о розовой спальне с будуаром вполне реальна, – возбужденно сверкая глазами, произнес он.
– Посмотри вон туда, – прошептала Олеся, показывая Валентину на портрет, который висел над камином.
На нем была изображена необыкновенной красоты женщина в бальном платье. На шее дамы красовалось бриллиантовое колье, на запястье браслет с точно таким же орнаментом, а изящные пальчики были унизаны изумительными кольцами. В ушах сверкали серьги-подвески, достающие почти до самых плеч дамы, оголенных глубоким декольте. Посмотрев на лицо красавицы, Олеся сперва решила, что это Веда, но цвет волос был другим. У самой Олеси и у Веды волосы были цвета воронова крыла, а женщина на портрете имела пышные белокурые локоны.
– Как ты думаешь, кто это? – спросила девушка у Валентина.
– Да кто ж вас разберет, когда вы тут все похожи, как вишенки с одной яблоньки? Сплошные клоны, – проворчал тот, всматриваясь в портрет. – Вроде лицо такое же, как у вас с Ведой, только вы черненькие, а эта блондинка. Может, твоя прабабка решила имидж сменить и покрасилась? Слушай, бог с ним, с этим портретом, давай быстрей сундук открывать, – спохватился он. – Потом спросишь у своего домового, то есть у лешего, он тебе всю твою родословную по полочкам разложит, разжует и в рот положит. Я уверен, что он знает о вашей семье все, начиная от Рождества Христова.
– Я тебя, кажется, предупреждала, чтобы ты не называл Тимофея лешим, или не предупреждала? – строго напомнила Олеся. – Еще раз услышу, пеняй на себя.
