— Успокойтесь. Идемте.
Они вместе поднялись по нескольким ступенькам узкой улочки, свернули на гравиевую дорожку и прошли через ворота, ведущие на задний двор. Взявшись за ручку двери черного хода, Эрдис повернулся к ней.
— Настал ваш час, Сидра, — сказал он. — Пришло время, когда вы разорвете узы и будете жить вместо того, чтобы мучиться. Настал день, когда вы сведете счеты. Любовь — хорошо, ненависть — еще лучше. Прощение никчемная добродетель, страсть — всепоглощающая и конечная цель жизни.
Он открыл дверь, схватил Сидру за локоть и втащил за собой в прихожую. Здесь было темно и полно странных углов. Осторожно пробираясь в темноте, они добрались до двери, ведущей на кухню, и открыли ее. Сидра издала слабый стон и повисла на Эрдисе.
Кухня изменилась. Плита и раковина, сушилка, стол, стулья, стенные шкафы и все остальное неясно вырисовывались, искаженные, как заросли безумных джунглей. Голубоватый отблеск мерцал на полу и вокруг него шевелились тени.
Они были застывшим дымом… полужидким газом. Полупрозрачные глубины кружились и соединялись с тошнотворной волной запаха навоза. Я словно гляжу в микроскоп, подумала Сидра, на существ, которые портят кровь, которые пенят водный поток, которые наполняют болота зловонием… И самое отвратительное, что все они являются колеблющимися изображениями моего мужа, Роберта Пила. Двадцать Пилов неясно жестикулировали и шепотом напевали:
Quis multa gracilis te puer in roza,
Perfusus liguidis urget odoribus Grato,
Sidra, sub antro?
— Эрдис! Что это?
— Еще не знаю, Сидра.
— Это призраки?
— Мы скоро узнаем.
Двадцать парообразных фигур столпились вокруг них, продолжая напевать. Сидра и Эрдис прошли вперед и остановились у края сапфирового блеска, горевшего в воздухе в нескольких дюймах над полом. Газообразные пальцы тыкали в Сидру, скользили по ней, щипали и толкали. Голубоватые фигуры сновали вокруг с шипящим смехом, в диком экстазе шлепая себя по голым задницам.
Удар по руке заставил Сидру вздрогнуть и закричать. Она опустила глаза и увидела необъяснимые бусинки крови на белой коже своего запястья. Она застыла, как зачарованная. Подняла руку ко рту и почувствовала на губах солоноватый вкус крови.
— Нет, — прошептала она, — я не верю в это. Это мне просто кажется.
Она повернулась и выскочила из кухни. Эрдис бежал за ней по пятам. А голубые призраки пели замирающим хором:
Qui nun le fruntur kredulus aursa;
Qvi semper vakuum, semper amabilem,
Spetam, nquiz aurea Fallos…
