— Ну, а как у тебя занятия в интернате?
— Где?
— Ой, прости, совсем забыла… Ты же ведь ушел из восьмого класса… Надо же, совсем памяти не осталось! А как ты тогда напугал нас, помнишь, когда прямо из интерната сбежал к отцу?
Гасанага молча кивнул головой.
— Знаешь что, — предложил вдруг он, — давай купим билеты и пойдем в кино, а?
Фарида улыбнулась.
— Нет, в кино я не хочу.
— Почему? — удивился Гасанага.
— Да потому, что я не смогу в кино смотреть на тебя, сколько захочу.
— А у тебя пальто совсем уже старое, — вдруг сказал сын.
— Э, да что там пальто! Лишь бы ты был здоров. — Фарида обняла его сильнее. — Теперь ваше время наряжаться.
— Я знаю, у тебя денег не хватает. Ведь ты же любишь красиво одеваться. Папа мне всегда говорит: «Я туда пойти не могу, сходи, узнай — может, маме или твоему брату с сестренкой нужно что-нибудь, так я дам денег, пусть мама купит…»
— Смотри-ка… Ну что ж, спасибо ему. Скажи отцу, что ничего нам не надо. Скажи, что уж одно то, что он об этом подумал — все равно что купил для нас что-то…
— Видишь, хоть ты папу и обидела, а он тебя не забывает.
Фарида бросила на сына долгий, изучающий взгляд.
— Ну что ж, я тоже его не забываю, — отозвалась она.
Фариде всегда казалось стыдным, что она до сих пор в глубине души питает к Джабару какие-то чувства, казалось, что это всю жизнь будет давить на нее тяжким грузом; не думала, что сможет кому-нибудь признаться, но сейчас, когда она произнесла эти слова, ей вдруг стало необыкновенно легко, она даже обрадовалась: и пусть, пусть Гасанага передаст ее слова Джабару, пусть и Джабар знает, что она помнит о нем…
— Чего же вы тогда разошлись?
Этот вопрос Гасанаги перечеркнул всю ее радость, все ее облегчение.
— Да разве я разводилась? — Фарида отвечала медленно, тяжело взвешивая каждое слово. — Он меня просто бросил…
— Оскорбляла, мучила его — вот он и ушел…
— Мучила! Что я ему сделала-то? Что делать, если бог меня наказал, дал тяжелый характер. Ну и он тоже… Если любил меня, должен был терпеть. — Фарида постепенно повышала голос. — В какой семье не бывают ссоры! Если он мужчина, дал бы мне разок по губам — я бы до сих пор знала свое место… Когда мужчина молчит, женщина распускается, запомни это. Никому бы не сказала, а тебе говорю, Гасанага, тебе еще пригодится; мужчина не должен быть слабее женщины!
Гасанага смотрел на мать с каким-то странным интересом: словно перед ним была совершенно посторонняя женщина.
— Дело не в том, кто сильнее, кто кого ударил. Лучше бы уж ты ударила отца, чем делать то, что ты сделала, — убежденно сказал он вдруг. — Ты что думаешь, я забыл, что ты ему говорила? Нет, ничего я не забыл. Вы, взрослые, отчего-то думаете, что дети ничего не понимают. А они понимают, все прекрасно понимают. Я чуть не с года помню все, о чем вы говорили.
