— Не желаете ли что-нибудь выпить, мэм? — спросил юноша-официант.
— Да, шампанского, пожалуйста, — ответила Энн, в нетерпении оглядывая гостей в поисках Джейн. Но на глаза ей попадались лишь одинаковые, сильно залаченные платиновые пряди женских причесок в стиле первой леди Жаклин Кеннеди, слегка поблескивавшие в неярком свете огней.
Стены, окружавшие внутренний дворик дома, были покрыты до самого верха желтыми цветами, а на задней стене, сложенной из обломков коралла, находились скульптурные головы, из открытых ртов которых в бассейн текли струи воды. Вообще в доме было два бассейна — один с пресной водой, другой — с морской. Последний располагался возле океана и был оборудован кабинками для переодевания.
Энн поблагодарила официанта, который принес ей шампанское, сделала глоток и отошла к цветочной клумбе в форме античной вазы, в которой росли желтые и оранжевые настурции. «Прямо как в Эдеме», — подумала она.
Семья Джейн принадлежала к богатой старой гвардии этих мест — старые деньги, старое имя представителей элитного консервативного общества голубых кровей, в которое попасть было практически невозможно. Но как только Энн услышала громкий и задорный смех своей подруги, а затем и увидела ее, одетую в шелковый саронг, с длинной ниткой иранской бирюзы, доходящей до пояса, и цветком гардении в волосах, она с облегчением рассмеялась. В ее сумасшедшей подруге явно не было ничего консервативного.
Джейн, стройная и грациозная женщина ростом около метра восьмидесяти, с пышной копной рыжих волос, с глазами, один из которых был голубым, а другой — зеленым, с гордым, четко очерченным профилем, была очень эффектна. В детстве она получила хорошее воспитание. Несколько лет ее учили частные педагоги, потом девочку устроили в привилегированную школу Фокскрофт, которую она возненавидела с первого дня. Затем по желанию матери она отправилась в Стэнфорд, где изучала русскую и китайскую философию, там она и познакомилась с Энн.
— Энн, дорогая! — воскликнула Джейн своим низким сильным контральто, увидев подругу. — Господи, как же давно я тебя не видела, — говорила она, обнимая Энн, держа ее за плечи и взволнованно глядя ей в глаза. — Спасибо, что приехала.
Джейн обычно предпочитала общаться с детьми или стариками, потому что больше всего на свете ненавидела глупость; Энн была единственным исключением из этого правила. Будучи естественной, ласковой и добросердечной, Энн обладала чистотой и свежестью восприятия ребенка, который смотрит на окружающий его мир в первый раз. От нее словно исходил какой-то внутренний свет, лучи которого помогали видеть все вокруг более полно и глубоко.
