Конечно, листовка была написана на очень скверном английском языке, однако она вполне годилась для главной цели — ободрить людей, находящихся за колючей проволокой, вселить в их души надежду. Отпечатав десяток таких посланий, Марио вручил их Перчинке.
Ранним солнечным утром следующего дня мальчик уже подходил к Аренелле. Последний раз он был здесь весной, а сейчас стояли первые числа сентября, и хотя все еще держалась настоящая августовская жара, все же и в воздухе и в поредевших кронах деревьев чувствовалась едва уловимая грусть наступающей осени.
Прошел почти месяц, с тех пор как Марио поселился вместе с ребятами в развалинах старого монастыря, месяц, в течение которого они не теряли времени даром. В квартале уже почти открыто говорили о скором мире и, что ни день, на стенах домов появлялись все новые надписи. Не раз, заходя в бомбоубежище, Перчинка замечал в руках у людей свежие, отпечатанные на машинке листовки, очень похожие на те, что писал Марио. Только теперь, находя их, люди уже не удивлялись; напротив, они каждый день ждали этих маленьких клочков бумаги, как ждут утренних газет.
Дон Доменико прикусил язык. С некоторых пор он жил в постоянном страхе и старался быть тише воды, ниже травы. Однажды он отвел в сторону дона Микеле и принялся распинаться перед ним, рассчитывая на то, что старый ополченец не замедлит разболтать все, о чем услышал.
— Дон Микеле, — начал он, — уж кто-кто, а вы-то, можете меня понять. Я всегда старался выполнить свой долг и выполнял его, чего бы мне это ни стоило. Ну как вы считаете, разве можно осуждать человека только за то, что он выполняет свой долг?
— Ясное дело, нет, дон Доменико, — ответил ополченец.
— И неужели вы не поверите мне, если я скажу, что не меньше других хочу окончания войны? — продолжал хитрый фашист. — Ох, уж этот Муссолини! — с притворным возмущением воскликнул он. — Ведь как мы все ему верили! Все! И те, которые сейчас громче других кричат против него — они тоже верили! Да… Наобещал нам златые горы, а что на деле получилось? А? Я вас спрашиваю, что получилось на деле? Тяжелое наступило время, дорогой мой дон Микеле!
— Тяжелое, дон Доменико, ох, тяжелое! — согласился старик, польщенный доверием фашиста.
— Вот я и говорю, — подхватил Доменико, — подвел он нас, этот Муссолини! И не столько тех, кто ему не верил… Те хоть не верили, и всё тут. Но ведь, в первую голову, он нас обманул, тех, которые поклялись ему в верности. Зарезал он нас, прямо зарезал! И получилось, что правы оказались те, кто был против нас. Я вот, со своей стороны, не боюсь во всеуслышание заявить, что ошибался. Да, дон Микеле, так я и говорю: ошибался! — Говоря это, он уже протянул руку, чтобы потрепать по голове Перчинку, который как раз в этот момент проходил мимо них, но мальчик неожиданно отскочил в сторону и показал бывшему секретарю фашистов язык. — Ну и ребята пошли!.. — сокрушенно покачивая головой, воскликнул дон Доменико. — Грубые, невоспитанные! И во всем виноват он, — добавил фашист жалобным тоном, — все тот же Муссолини! Да и мы тоже хороши!.. Да, мы, которых он водил за нос!..
