— Так, значит, выходит…
— А выходит, ребята, меня потому и ищут, что я стараюсь убедить людей кончить войну. И я хочу, чтобы они сами решали, что им делать. Потому что, если сразу многие поймут это, — войне конец. И войне и многим другим безобразиям, которые мешают людям быть счастливыми.
Ребята глядели на Марио с искренним восхищением.
— Вот смотрите, ребята, — продолжал он между тем. — Я не здешний, не из Неаполя. Я из города, который очень далеко отсюда, из Турина. Слышали, наверное? Так вот, много лет я был там простым рабочим. А работать начал, когда был еще совсем мальчишкой, чуть постарше вас. Мой покойный отец всю жизнь мне твердил: «Думай только о себе. Не лезь в политику. Помни: тебе надо устраивать свою жизнь, свое будущее». Но я понял и, спасибо тем, кто мне это объяснил, вовремя понял, что в одиночку мне никогда не устроить свое будущее; что, если все останется по-прежнему, я никогда не вырвусь из рук богачей. Захотелось хозяину — и меня в два счета уволят, а там хоть с голоду подохни, им-то что? А скажи я что-нибудь не так — сейчас же за решетку. Я работаю, из кожи вон лезу и все равно получаю гроши, а кто-то за мой счет в золоте купается.
Одним словом, я не верю, что если я глух и нем, то это лучше для меня. Нет, это на руку только моим врагам. Тогда я начал говорить, спорить и увидел, что не я один так думаю. Оказывается, нас очень много.
В то время в стране уже был фашизм, и вы понимаете, что особенно-то разговаривать я не мог, а на заводе так и вовсе приходилось держать ухо востро. Надо вам сказать, что на нашем заводе были большие недоразумения из-за расценок. Впрочем, вы, наверное, не знаете, что это за штука такая. Короче говоря, нас обсчитывали, платили меньше, чем надо. Ну вот, начали мы обсуждать этот вопрос, потихоньку, конечно, в столовке или возвращаясь с завода. В конце концов все рабочие согласились, что у нас не расценки, а сплошное надувательство и что терпеть это больше невозможно. Ну, ясное дело, нашлись и такие, которые говорили, что лучше, мол, помалкивать, чтобы беду не накликать, что не такое, мол, сейчас время, чтобы бунтовать. Но мы решили во что бы то ни стало добиться этих денег — и баста. Не могут же они весь завод переарестовать!
Сговорились, назначили день, приходим утром на завод. Пришли и стоим, ни один не принимается за работу. Ну, мастера сразу забегали, начальники цехов примчались:
«Что случилось? С ума вы спятили?» А мы спокойно отвечаем:
