– СВС им щиты продала, и этот сионист подкатывает ко мне, чтобы покрыть долги и переоформить договора. Сечешь фишку?
Я киваю в третий раз.
– В общем, я этому царю Давиду уже сказал, что у СВС мы все места за долги отобрали и твоей конторе передали. За всякие там заслуги перед округом. Поэтому пусть он либо свои железки демонтирует, либо с тобой договаривается. За места платить надо.
– Здорово, – только и говорю я, размышляя о маниакальной склонности Чабанова к деликту.
– Мне семьдесят процентов, тебе тридцать.
– А почем будем отдавать?
– По семь тысяч, – не моргнув глазом говорит чиновник.
Мне кажется, что я ослышался.
– Побойтесь бога, Анатолий Анатольевич, это же не реал.
– А они боялись, когда Христа распяли?
– Так это вы им за Христа, что ли, мстите? «Алмаз-РИ» с ума сойдет от такой цены. Так только на Садовом кольце платят. – Мысль пульсирует, становится обидно за свой народ.
– Сколько, ты считаешь, эти места должны стоить? – Чабанов хитро прищуривается, неожиданно напоминая все известные портреты Владимира Ильича Ленина разом.
– С учетом того, что «Алмаз-РИ» уже СВС'у заплатили и долги их покроют – тысячи по две, не больше.
– По пять, – отрезает Чабанов, – а в противном случае сами эти места с молотка пустим. Рекламщики в очередь станут.
– Ну, только не я.
15:30. В офисе ошивается мрачный, как взятый в плен моджахед, Маркин. Черт возьми, я и забыл, что договаривался встретиться с ним час назад.
– Все где-то шляешься, Гоги, – прогоняет Андрей излюбленную тему. – Все по телкам.
– По телкам, по телкам – по Федосовой и Чабановой.
– Юристы, если тебя такие мелочи интересуют, всё оформили, – Маркин шуршит бумагами. – Давай подписывай, и я к пивоварам поеду их малявы собирать.
Энергично подмахиваю ворох документов и неожиданно вспоминаю:
– Насчет Федосова. Когда договор строительного подряда поедем заключать?
– А когда надо?
– Завтра, – говорю я, – в два.
– В четыре, – поправляет Маркин и, собрав свои бумажки, убегает. – Я в полчетвертого приеду для инструктажа, – кричит он уже из дверей, – чтобы знать, чего пиздеть лохам.
17:40. Приезжает Бурзум. Она врывается в офис и, ни с кем не здороваясь, проходит в мой кабинет. Закрывает за собой дверь. Отмечаю, что сегодня она еще более бледная, чем всегда. «Мертвенная бледность», – констатирую я.
– Почему ты не звонил? – спрашивает Бурзум.
– Я все время был дома и не мог говорить.
– Улучил бы минутку.
– Я правда не мог, за мной все следили.
– Какой отстой! – Она поворачивается, чтобы уйти.
