Противник обнаглел, его самоходные орудия даже не прячутся за дома, а стоят в проулках и методично посылают снаряд за снарядом. Да и кого им бояться? Пушки на катерах вынуждены молчать: около их грозных стволов медленно, морщась от боли, бредут раненые десантники. Катера не могут уйти и оставить их в городе, где кипит бой.
— Поторопи их, Селиванов! — кричит Норкин.
Селиванов стоит у открытой двери рубки, подбадривает раненых матюками, а сам косится на самоходки. Просто удивительно, как плохо они стреляют. Если не считать девяносто третьего, который погрузился уже по самую палубу, ни одного прямого попадания! Постойте так, голубчики, еще немного! Подождите, пока погрузим раненых, а потом мы покажем вам, как нужно целиться!
Пламя вспыхнуло под гусеницей самоходки. Она рванулась и замерла, зацепившись пушкой за угол дома. Перебитая лента гусеницы, как шкура змеи, поблескивая, распласталась на мостовой.
— Истребители танков подтянулись! — радостно кричит сигналыцик.
Норкин всматривается в дымящиеся груды кирпичей. Ему кажется, что за одной из них шевелится кто-то, накинувший на себя пятнистый маскировочный халат. Так и есть! Вот он на секунду приподнялся, взмахнул рукой, и на булыжниках около самоходки снова вспыхнуло пламя. Точно: истребители подтянулись! Значит, увидел Козлов, что туго приходится катерникам, и поспешил к ним на помощь. А может быть, истребители сделали это и по своей инициативе: крепка дружба матросская!
А раненые все идут, идут…
И вдруг Норкин с изумлением различил в грохоте боя знакомые звуки выстрелов семидесятишестимиллимитровой пушки с бронекатера. Кто этот счастливец, который мог уже по-настоящему вести бой?
Стреляли из носовой башни девяносто третьего.
Катер сел на дно. Вода, хлынувшая в рваные пробоины, залила огонь начинающегося пожара, и умирающий катер вдруг ожил. Искалеченный, почерневший от копоти, полузатопленный, он пока еще выплевывал снаряд за снарядом, и самоходки поспешили укрыться за домами.
Только минутная передышка, но ее оказалось достаточно для того, чтобы принять на катера последних раненых десантников. Бронекатера, урча моторами, один за другим отошли от берега и нацелились на опасные проулки грозными зрачками орудийных стволов.
— Ястребкову подойти к девяносто третьему и снять с него команду! — приказал Михаил радисту, забыв, что у его губ висит не отключенный микрофон.
— Есть, снять! — ответил Ястребков, развернул катер и полным ходом понесся к девяносто третьему, который, чувствуя скорую гибель, торопился выпустить все снаряды.
