— Сейчас принимай снаряды и догоняй нас, — закончил Норкин. — Только помни: такие ошибки один раз счастливо с рук сходят!
Майор Козлов, вытянувшись перед зеркалом, пегим от времени, осмотрел себя, собрал за спину складки гимнастерки, поплотнее надвинул пилотку и решительно зашагал К штабу бригады. Его батальон после прорыва фронта у Здудичей был придан бригаде Голованова. Борис Евграфович был зол на себя, а еще больше — на начальство, играющее батальоном, как жонглер шариком. Кажется, чего лучше: прорвали фронт, плохо ли, хорошо ли — сработались с Норкиным. Теперь бы только и преследовать, добивать противника. Так ведь нет! В самый горячий момент повернули батальон на Припять, и иди представляться новому своему начальству. Словно на войне и делать больше нечего.
А на себя Козлов злился за то, что по-прежнему волновался, являясь к начальству. В такие моменты все сразу на него наваливалось: боязнь, что лично он может не понравиться, что начальство пренебрежительно посмотрит на какой-то батальонишко (хотя он и полнокровнее другого фронтового полка). Но больше всего страшило—а вдруг отстранят от командования? Теперь не сорок первый год, много командиров, окончивших академию, в действующие части прибывает, и долго ли в резерве оказаться? Таких майоров, как он, Козлов, за годы войны много расплодилось. Правда, у него кое-какой боевой опыт накопился, но разве это учтут, если вопрос встанет принципиально? Другой раз личная симпатия начальства больше всего значит.
О своем новом начальстве Козлов ничего не знал, если не брать во внимание прощального напутствия Семёнова:
— Езжай, голубчик, езжай! Там сто раз меня с благодарностью вспомнишь!
Трудно верить, что есть ещё человек, после знакомства с которым будешь вспоминать Семёнова добрым словом.
Командира бригады Козлов нашел в просторной палатке, раскинутой среди сосен на высоком холме. Здесь все подчеркнуто мирно: и дорожки, посыпанные чистым речным песком, и часовые, прохаживающиеся на границе этого своеобразного лагеря, и главное — отсутствие людей, болтающихся без дела. Чувствовалось, что каждый знает свое место, свое дело и не слоняется как сонная муха в ожидании очередной кормежки или случайного приказания.
Дежурный офицер ввел Козлова в палатку. Там за настоящим письменным столом сидел адмирал. Казалось, что у него на голове парик: до того белы были его волосы. Адмирал стоя выслушал рапорт Козлова и сказал, протягивая через стол руку:
