Наполеон два раза перечитал последнюю фразу донесения и погрузился в глубокую задумчивость.
Так, значит, Мария Луиза продолжает упорствовать в своей надменности! Значит, она отказывается вернуться во Францию! Она, которой был открыт первый трон в Европе, удовольствовалась управлением посредственным итальянским герцогством! Она жертвовала всем будущим сына, низведенного до ранга второстепенного, мелкого немецкого князька, примирилась с тем, что он должен довольствоваться крохами, падавшими со стола императора, он, которому под именем Наполеона II могла быть послушной вся Франция. Она презрительно отворачивалась от любви Наполеона, она отталкивала все, что являлось от его имени, и дерзко отказывалась от всякой помощи мужа. Она не побоялась в подлом бесстыдстве своего предательства выдать австрийской полиции смелого и беззаветно отважного французского офицера, который с опасностью для жизни пытался говорить с ней на языке чести, разума, любви, супружеских обязанностей. Она выказала прискорбную храбрость, выдав Анрио венским полицейским, чтобы подчеркнуть этим, что она приняла твердое решение ничего не слышать, ничему не потворствовать, что исходит из Франции.
«Ах, подлая женщина! – внутренне простонал Наполеон. – Что я сделал ей? Чем я дал ей основание быть по отношению ко мне такой злобной, несправедливой, презрительной, изменчивой? А ведь я так любил ее! Да и все еще люблю ее, мою Луизу! Боже мой, что я за идиот, если отдаю свое сердце той, которая с презрением отбрасывает его прочь! В ее глазах я больше не муж ей. А ведь не своим поражением обязан я такому отношению ко мне: теперь все снова исправлено, и снова Европа считается со мной, с ужасом прислушиваясь к бряцанию оружия моих войск. Если Луиза оказывает сопротивление моей супружеской воле и выказывает себя столь же плохой матерью, как и женой, то потому, что между нею и мной встало препятствие… в виде человека, всецело овладевшего ею, сумевшего овладеть всеми ее помыслами и желаниями. О, если бы этот Нейпперг оказался в моих руках!»
Лицо императора исказилось от страшной ненависти и злобы. Казалось, будто он уже держит в своих руках соперника и готов жестоко отомстить ему.
Его взгляд снова упал на Амелию.
«Это его дочь, – подумал он, – ничто не может помешать мне воспользоваться ею и наказать отца бесчестием дочери. Только что она сопротивлялась мне, но была готова уступить. Еще одна попытка – и Амелия Нейпперг будет моей! – Он прервал нить своих мыслей, бурно вздохнул и принялся расхаживать взад и вперед по комнате порывистым, возбужденным шагом. – Но будет ли это благородным мщением? Будет ли такое мщение достойно меня? – мысленно спросил он себя. – Нет! Я не имею права поражать его в лице этой невинной жертвы. Она не любит меня. Да, и она тоже! Что же делать! Я сделан не из того теста, чтобы внушать женщинам любовь. Страх, восхищение – о, это могу внушить! И, быть может, когда-нибудь потом, если судьба еще раз отвернется от меня, если военное счастье изменит мне, я буду внушать только сожаление, не более. Нет, я должен пощадить ее и доказать, что Наполеон умеет управлять своими страстями и смирять свой гнев!»
