Однажды – это было на другой день после разговора де Монтрона с ла Виолеттом, ставшим импресарио труппы ученых собак, – ботаник, разговаривая со своим приятелем-сторожем, пожаловался на странную слабость и вместо того чтобы, как обыкновенно, заняться изучением растений, долго просидел на стуле у входа в вестибюль. Он нетерпеливо поворачивал голову (это, по его словам, было следствием мучивших его невралгических болей) к входу в вестибюль, словно стараясь разглядеть что-то, словно ожидая какого-то знака, какого-нибудь таинственного появления… Время от времени он настораживался и прислушивался к доносившейся из парка старинной музыке.
– Вам придется вернуться домой, барин, – с участием сказал ему сторож, – вам, видно, очень нездоровится!
– Сейчас немножко лучше, спасибо, друг мой, – ответил ботаник, – еще несколько минут отдыха, и я буду в силах вновь взяться за свои занятия или вернуться домой. А сейчас я чувствую, что не мог бы сделать и шага.
– Вас, верно, раздражает эта музыка? Господи, когда чувствуешь себя и без того плохо…
– В самом деле! Откуда эти шум и грохот, которые вы называете музыкой? – спросил ботаник.
– А это показывают дрессированных собак. Громадная толпа собралась посмотреть.
Тем временем беспокойство ботаника все увеличивалось. Он все чаще посматривал на часы, помещенные на фронтоне дворца, и с тревогой впивался взглядом в мрачные недра вестибюля, остававшиеся сегодня до сих пор молчаливыми и пустынными. Наконец он не выдержал и спросил сторожа:
– А скажите-ка, разве теперь не время эрцгерцогини и ее сыну выйти на прогулку?
– О, это время давно прошло! – спокойно ответил сторож. – Очевидно, на сегодня отдано другое распоряжение Вот видите, уводят часовых. Значит, ни эрцгерцогиня, ни молодой принц не выйдут сегодня на прогулку.
Ботаник ничего не ответил на это. В продолжение четырех или пяти минут он продолжал хвататься за лоб и легко стонать; потом, словно почувствовав, что боль внезапно покинула его, он вытянулся и пробормотал:
– А, вот мне стало и получше! Теперь я буду в силах кое-как добраться до дому.
– Смотрите только не простудитесь! – напутствовал его добряк-сторож.
Де Монтрон (это именно он и был заболевший ботаник) направился к тому месту, где под грохот дикой музыки продолжалось представление дрессированных собак.
Его и в самом деле терзало сильное беспокойство. Он спешил поскорее добраться до ла Виолетта и узнать от него, не имеет ли он каких-либо сведений о том, что перевернуло вверх дном весь их проект. Но надо было стараться не обращать на себя внимания; он должен был продолжать разыгрывать роль больного, и ему следовало идти тихим шагом, умеряя свое нетерпение.
